Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2011)

В подлинной реальности снято противоречие между «означающим» и «означаемым», духовным и вещественным. Новые литературные мифы практически лишены иносказательности.

Это в особенности касается ни на что не похожей прозы Дениса Осокина, который знай себе нешумно писал тексты про библиотекарей, перебрасывающихся желудками, про «евгению королеву ртути», про козни зеркал и шутки пугал, про благословение керосиновых ламп и анемонов, пока широкая общественность наконец не получила возможность узнать о нем как об авторе повести «Овсянки», экранизированной Алексеем Федорченко. Все перечисленные образы Осокина, включая и загадочных птичек овсянок, не могут быть истолкованы ни как метафоры, ни как аллегории, ни даже как символы. Они есть то, чем они названы, но в то же время они больше нашего обычного представления о названных вещах. Этот эффект можно объяснить ощущением, что предметы и люди в мире Осокина принадлежат одновременно к двум мирам — живому и мертвому, обыденному и магическому.

Не могу не привести поразившее меня суждение об «Овсянках» студентки журфака Анастасии Осиповой, которой я предложила написать о повести в рамках творческого задания. По мнению Осиповой, повесть «отрицает словоцентричность и громкословность нашей культуры, которую мы взращивали и лелеяли столь долго и тщательно, ее почитая самым важным». Сопоставляя русский миф и миф народа меря, она замечает: «Много говорить да бросаться в Волгу — удел наш с вами, наша это традиция, громкая и гордая», а литература в «Овсянках» «опровергнута безапелляционно, как гордыня». На словах «это текст-тишина, текст-молчание» — я почувствовала себя на грани откровения. Так точно совпасть в выражениях философ и студентка могли только по воле самой реальности.

6

Ну а если объемные романы и повести названных писателей вам читать недосуг, а в зазеркалье попасть хочется — откройте «Последние книги» Владимира Мартынова, с первой, говорящей словами дневника автора, «Книги Перемен», Хармса и Витгенштейна, до восьмой, изъясняющейся одними точками.

Мне кажется, что вторая «Книга Огня», в которой время побеждает литературу, похожа на роман Дмитрия Данилова. А третья «Книга Ветра», испытывающая формулу «поэт в России больше чем поэт», — на игру Виктора Пелевина с культурными мифами. А самая многословная первая — «Книга Водоема» — на бьющуюся в тенетах тоски по подлинной жизни прозу Романа Сенчина. Повторяющая эротический ритуал пятая «Книга Воды» напомнит певца речных богов Дениса Осокина.

Книги «Грома», «Земли» и «Неба» слушают голоса времени, молитвы и наконец — тишины.

Проверьте на себе: не станет ли вам на последней точке «Книги Неба» полегче? Легче молчать. Легче дышать.

[1] М а р т ы н о в В л а д и м и р. Время Алисы. М., Издательский дом «Классика-XXI», 2010.

[2] «Итоги года. Зимнее чтение». — «Афиша», 31 декабря 2010 г. .

[3] Л е в е н т а л ь В а д и м. Табор уходит в афедрон. — «Соль», 30 декабря 2010 г. .

[4] Б е л я к о в С е р г е й. Десять книг десятилетия. — «Частный корреспондент», 17 декабря 2010 г. .

[5] Б о й к о М и х а и л. Вот они и взбесились. — «НГ Ex libris», 23 декабря 2010 г. .

[6] Л а т ы н и н а А л л а. Слово в визуальном мире. Владимир Мартынов о конце времени русской литературы. — «Новый мир», 2009, № 10.

[7] Б о й к о М и х а и л. Молоко парное и порошковое. — «НГ Ex libris», 2 декабря 2010 г. .

[8] Д а н и л о в Д м и т р и й. Горизонтальное положение. М., «Эксмо», 2010. Журнальный вариант романа опубликован в «Новом мире», 2010, № 9.

[9] Б е л я к о в С е р г е й. Блистательная победа кота Леонардо. — «Частный корреспондент», 22 сентября 2010 г. .

[10] Ч и ж о в Е в г е н и й. Очарованный странник. О книге «Черный и зеленый» Дмитрия Данилова. — «Русский журнал», 22 октября 2010 г. .

СОСТОЯНИЕ ГЛУБОКОЙ ЗАДУМЧИВОСТИ

Д е н и с О с о к и н. Овсянки. Рассказы, повесть. М., «КоЛибри», «Азбука-Аттикус», 2011, 624 стр.

Первое, что бросается здесь в глаза, — это необычное расположение текстового материала. Каждое произведение поделено на небольшие блоки — отдельные короткие истории или маленькие главки, выделенные нумерацией, звездочками или просто пустой строкой. Каждый блок имеет строго форму прямоугольника, где не выделяется ни первая, ни последняя строка. Эта жесткая угловатая форма текста соблюдается на протяжении всей книги, хотя собственно сама ширина и длина словесных прямоугольников могут меняться от почти привычного вида страницы с чуть более широкими полями до узкого столбика. Вот, к примеру, полная визуальная цитата из книги «Сирень в сапогах»:

на электричку на чепчуги

д в а б и л е т а.

твои резиновые сапоги

с и н е г о ц в е т а.

мои резиновые сапоги

зеленые — как и куртка.

тебя и правда зовут сирень.

не перевод не шутка.

С одной стороны, может показаться, что аналогов такого графического расположения прозаических текстов, если исключить какие-то эксперименты авангардистов, в русской литературе нет. С другой, если среди читателей Дениса Осокина найдется студент-историк, когда-то занимавшийся палеографией, то он сразу же опознает старую форму средневекового манускрипта. Средневековый хронист точно так же не пользовался прописными буквами, знаками препинания и не делал пробелов между словами. В последнем случае, впрочем, Осокин не так радикален — за некоторыми исключениями пробелы между словами он все-таки ставит. Ставит и знаки препинания: точка, тире, двоеточие, вопросительный и восклицательный, изредка — запятые. В средневековых рукописных книгах часто встречаются общепринятые сокращенные формы слов; практиковалось также письмо без гласных. У Осокина этого нет, а жаль.

«Овсянки» на самом деле не одна книга, а сборник, состоящий из целых 27 «книг». Причем каждая из них имеет отдельный (и оригинально оформленный) титульный лист. Некоторые оформлены нарочито просто: только название, место и год — то ли написания, то ли издания «книги». Есть не столько даже титульные листы, сколько маленькие предисловия к какому-то драматическому произведению. Например: «утка на / барабане // свадебная / колыбельная // исполняется / на русском и / чувашском / языках // у оврага // март / апрель / 2009» (место издания — или написания — заменяется уточненным временем). Попадаются и названия на иностранном языке — французском, латышском, немецком, коми-пермяцком и т. п. — с параллельным переводом на русский. Иногда в названии проступает как бы спрятанное внутри иноязычное созвучие: «ветлуга (мокрая бумага)» явно происходит от английского «wet». Иногда обыгрывается дата — например, книга «Ребенок и зеркало» якобы была опубликована в 1956 году.