Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2004)

См.: Родион Белецкий, “Путешествие в Иваново автора, Коврова и Баранова” — “Новый мир”, 2004, № 5.

Светлана Алексиевич. “Человек — это и есть государство”. Беседовала Юлия Самохина. — “Политический журнал”, 2004, № 15 .

“Я читала рассказ о том, как умирает африканская старуха, ее спрашивают: что бы вы хотели? Англичанин спрашивает, который спасает этих людей. И она так мечтательно, уже на смертном одре, говорит: мне бы кисть маленького мальчика съесть. С ее точки зрения, это было нормально. Я думаю, война — точно так же. Мы живем в культуре, где война — это нормально”.

См. также: “Я недавно была в Испании, у басков. И окончательно похоронила остатки симпатии к национализму. Баски добиваются создания собственного государства. Если кто-то (интеллектуалы, политики, военные) не разделяет этой идеи, их убивают. Выбивают элиту нации. Сидим в ресторане: представитель власти, два университетских профессора — и семь охранников. Вот тебе выраженная национальная идея”, — говорит Светлана Алексиевич в беседе с Натальей Игруновой (“Известия”, 2004, 15 мая ).

См. также: “<���…> во всем мире — ощущение начавшейся третьей мировой войны. При этом зло выступает совершенно в ином обличье, войны совершенно другие. То ли это войны цивилизаций, то ли это войны иного мира, находящегося в другом времени с его скоростями”, — говорит Светлана Алексиевич в беседе с Рогнедой Смирновой (“Россiя”, 2004, 20 мая ).

Лев Аннинский. Госпожа Удача. — “Литературная газета”, 2004, № 19, 19 — 25 мая .

“Есть Россия. Любой крикун может через слово повторять, что виноват Кремль, и поносить президента. Не будет России — и кричать будет не о чем”.

Лев Аннинский. Удар шпагой. Воспоминания о Георгии Владимове. Переписка. — “Даугава”, Рига, 2004, № 2, продолжение следует.

Георгий Владимов — Льву Аннинскому: “Я говорю о тех правилах, которые обыкновенно объявляются автором на первых же страницах, а то и в первых абзацах: скажем, садится посреди деревни самолет, и собираются мужики вокруг, и какой-то мальчик вдруг палкой лупит по плоскости, то бишь крылу. Ни в одной российской деревне никакой мальчик ни при каких обстоятельствах не ударит палкой по самолету (да в те годы, начало 40-х!) — стало быть, это не простая деревня, а какая-то необыкновенная, деревня Войновича, где все возможно, „что и не снилось нашим мудрецам”. Но если мы эти правила игры приняли, эту палку проглотили, то проглотим и Чонкина, которого в природе не было. Не было никакого „русского Швейка” — так его аттестует западная реклама — нечто из области чувашского Фадеева и ханты-мансийского Ильфа-Петрова, сомнительное и несуразное, ибо что оно такое — Швейк? Солдат маленькой страны, втянутой в большую чужую войну. Но наша Отечественная ни для кого чужой не была, даже для дезертиров, уклонявшихся от нее все-таки с чувством греха и вины” (из письма от 30 октября 1989 года).

Ср.: “Следует помнить, что национал-социализм (в его чистом и неприукрашенном виде) был для русских почти что абсолютным злом. Просто потому, что немцы — как, в общем-то, и все европейцы вообще — не считали русских людьми. <���…> Русские виделись немцам именно что cкотиной — которую необходимо низвести до скотского состояния, чтобы „возвернуть правильный порядок вещей”. „И не надо иллюзий”. Поэтому победа для русских была победой биологической . Поскольку речь тогда шла именно что о существовании нации как таковой. А не просто о „победе в войне” и всякой „геополитике”. И поэтому все разговоры о том, что „победа касается только ветеранов” и „нам-то чего теперь”, являются в лучшем случае глупостью. Напротив, каждое поколение русских людей имеет право (и даже обязано) праздновать Победу — именно потому, что нас хотели уничтожить как народ, а остатки этнического материала превратить в тягловый скот, в самом буквальном смысле этого слова. Не имеют оснований праздновать 9 мая только скоты — которых среди нас, увы, достаточно и которые являют собой именно тот образ русского, который хотели бы видеть Гитлер и компания”, — пишет главный редактор газеты “Спецназ России” Константин Крылов в своем сетевом дневнике от 9 мая 2004 года .

Юрий Арпишкин, Андрей Ковалев. Монумент. — “Московские новости”, 2004, № 18 .

В московском издательстве “RA” вышел двухтомник “Малевич о себе. Современники о Малевиче” (авторы-составители И. А. Вакар, Т. Н. Михиенко). “<���…> случайный читатель может вынести представление, что Малевич являл собой некий собирательный гоголевский персонаж — Ноздрев, Собакевич и Хлестаков в одном лице. Но все эти курьезные детали биографии становятся содержательными и уникальными только в контексте большого проекта, который без устали до конца своих дней созидал Малевич. <���…> Чем еще замечателен для нас Малевич — тем, что был первым в ХХ веке создателем тоталитарной секты”.

Прасковья (Елена) Артюхова-Симагина. Мамины записки. Публикация Людмилы Симагиной. — “Вышгород”, Таллинн, 2004, № 1-2 .

“Потом „красных” прогнали „белые”. Были перестрелки, мы [дети] прятались в канаве от пуль. Но иногда выбегали из своего укрытия, чтобы схватить пулю, застрявшую где-нибудь…” Детство рассказчицы прошло, как она выражается, “в киргизских степях”, куда во время столыпинской реформы переехали с Украины ее родители.

Альберт Байбурин. Этнографический музей: семиотика и идеология. — “Неприкосновенный запас”, 2004, № 1 (33) .

“Попав в музейную коллекцию, вещь становится музейным экспонатом, и отныне она навсегда становится „знаком”. Ситуация специфическая и для вещей неестественная. <���…> На лодке никто не поплывет, шпагой никто не защитится. Когда я в детстве впервые попал в музей, именно это обстоятельство меня поразило больше всего. Вещи вроде бы настоящие, но что-то с ними не так. Ближайшей аналогией для меня был зоопарк, где звери были тоже настоящими, но жили ненастоящей жизнью”.

Виктор Бараков. Виктор Астафьев и Николай Рубцов. — “Москва”, 2004, № 5 .

“Надо заметить, что с Астафьевым вообще всегда случался конфуз, когда он касался религиозных тем”.

Татьяна Бек. “Ко мне возвращается муза”. Беседу вела Елена Константинова. — “Труд”, 2004, № 81, 5 мая .

“Есть поэты постоянно ровного горения — например, Александр Кушнер, который, насколько я знаю, почти каждый день пишет стихи. <���…> Я всегда писала как пишется, как Бог на душу положит, — будто диктовалось сверху или накатывалось волнами извне. В основном стихи приходят, когда мне плохо. Отсюда — преимущественно трагическая нота, что частенько порождает всякие недоразумения. Те, кто знает меня, недоумевают: „Почему в стихах ты так не похожа на себя? В жизни ты совсем другая — энергичная, часто улыбаешься!””