Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2006)

— Куда глазеете? — то и дело одергивала нас русская учительница. — В учебник глазейте!

Но все равно мы глядели во двор. А окон в школе было много.

И однажды по команде военрука восемьдесят мальчишек залезли на восемьдесят сосен и елей, которые росли в парке.

— Лови! — раздалось с земли.

Белке некуда было деваться. Куда ни прыгнет, везде по мальчишке. На каждом дереве! Да еще протягивают страшные руки, орут и свистят как бешеные.

Из-за ограды парка пожилые немцы потрясенно — другого слова не найдешь! — смотрели, как эти свирепые русские преследуют несчастную белку. Такого они не видели. Жаль, они не видели, что творили их сыновья у нас в Союзе. Подумаешь, белка!

И все-таки я с каким-то окаянным, жалким чувством вспоминаю, как она в одиноком отчаянии моталась с дерева на дерево, нигде не находя себе места. Она мне напомнила Эрвина, одиноко сражавшегося с нами. Одиноко — по сравнению со всей его страной. Все давно сделали “хенде хох”, подняли руки вверх, а он не сдавался. Может быть, это было единственное в своем роде сопротивление в Германии. Но Эрвина вскоре станут покидать и камрады-товарищи, то один, то другой. Их все меньше будет приходить на наши сражения. Пока он не останется один.

Белку мы так и не сумели поймать, но с тех пор она пропала начисто. Словно сквозь землю провалилась. Знай наших!

Я поинтересовался у военрука, куда бы ее дели, если бы поймали.

— На шапку мала, — бесхитростно сказал я.

— Фамилия? — почуял он почему-то подвох.

— Петров.

— Учти, Сидоров, — не моргнув глазом ответил он. — Никто бы ее не поймал, они здорово кусаются. А во-вторых, отправили бы в живой уголок.

— Но у нас его нет, — встрял в наш разговор Жорка.

— Фамилия? — привычно потребовал военрук.

— Сидоров.

— Запомни, Иванов. Говоришь: нет? С нее бы и начали.

И, довольный собой, отошел. Много все-таки у нас находчивых людей.

ПРЕДАТЕЛЬ РЭКС

А позиционные бои с немецкими мальчишками продолжались с небольшим переменным успехом. Теперь уже по вечерам после домашних уроков.

Мы были готовы начинать сразу же после школы, но немцы отказались. Они тоже учились и считали себя свободными лишь тогда, когда выполнят домашние задания.

— Век живи — век учись, — хохотнул Витька, а зря.

Видать, потому немцы почти все на свете и выдумали: цинк, рейсфедер, рентген, клейстер, дрель, шпагат, маузер, надфиль, кварц, шницель... Не говоря уж о воинских званиях: ефрейтор, фельдфебель, фельдмаршал. И даже “шлагбаум” наверняка происходит от фамилии какого-нибудь бывшего немецкого школьника, вовремя готовившего домашние уроки.

И вот как-то в воскресенье мы одержали первую сокрушительную победу. Несмотря на численный перевес врага, мы неожиданно ринулись в атаку с криком “ура!” и напали на фрицев врасплох, бросаясь на них сверху прямо в окоп.

Витька умудрился кому-то удачно расквасить нос. И еще один немец чуть не сломал себе руку, с размаху саданув меня кулаком по каске. Видимо, он повредил какую-то косточку, так он взвыл. Роковую роль сыграла крепость немецкой же каски и моей русской головы под ней, как я теперь понимаю.

Поскольку немцы отказались считать себя разгромленными наголову — моя голова тут ни при чем, — следующий бой назначили через две недели.

— Ну, братцы, теперь держись! — будто полководец, рассуждал Леонид. — Такая атака удается только раз. С нашими силами в атаку больше не пойдешь, они подготовятся. А вот если они пойдут на нас, нам кранты, у них перевес.

— Они пойдут, точно, — кивнул Жорка.

— А вдруг захватят в плен? — внезапно подала голос Зинка; мы о ней всегда забывали и даже вздрагивали, когда слышали ее голос. — Захватят, затянут рот, свяжут и запрут в подвале. С крысами, — добавила она.

Мы расхохотались. Но Леонид покачал головой:

— Угроза серьезная. Всех не захватят, но одного запросто могут. Двое куда-нибудь утащат его, а четверо останутся и прикроют их отход против нас троих.

— А давай мы возьмем пятым твоего кобеля, — вдруг предложил Витька.

Мы даже оторопели — вот это да!

— Ну это все равно что танк против пехоты, — усмехнулся Леонид.

— Да пусть Рэкс в засаде посидит, у Зинки в блиндаже. Она его отвяжет, если кому-то будет плен угрожать.

— Так и сделаем, — просиял Леонид. — Порядок.

— Орднунг по-немецки, — блеснула знаниями Зинка.

Сказано — сделано. В условленный воскресный день мы заранее, еще до боя, тайно привели и привязали Рэкса в блиндаже и приказали Зинке его стеречь. Хотя кто кого стерег, подумать надо.

Мы уже как бы попривыкли к боевой обстановке, но вот привыкнуть к тому, что в тебя попадают камнем, было все-таки трудней. Мы и одевались поплотнее, на каждом — свитер, пиджак, пальто.

— Свитер-то зачем? — удивлялась мать.

— Мерзну.

— Что ж ты будешь делать зимой?

— Да какая здесь зима?! — отмахивался я.

— Откуда у тебя синяки? А на спине нет, — удивлялся отчим, намыливая мне в ванной спину.

Сам я до сих пор не умею ее толком мыть. У всех длинных мочалок треклятые тесемки отрываются на второй-третий раз. Признаюсь, я мылся раз в неделю, зато основательно, с мочалкой и мылом, как в российской бане. А родители, словно прирожденные европейцы, принимали душ каждый день. Сам того не зная, старлей здорово похвалил меня, сказав, что нет синяков на спине. Значит, я не показывал спину врагу, не драпал от него, а сражался лицом к лицу.

Но ближе к бою. Мы таки угадали, что враги предпримут атаку. Когда они, выскочив из окопа, понеслись на нас, Леонид закричал страшным голосом:

— Рэкс, фас!

И Зинка выпустила собаку.

— Фас! — кричал Леонид, выскочив из окопа, и, словно маршал Жуков, указывал рукой на противника.

Однако враги не дрогнули и осыпали Рэкса градом камней. Рэкс, запнувшись, повернул обратно и, скуля, спрыгнул к нам в окоп. А немцы организованно отступили к себе в укрытие. Соваться в наш окоп, где была овчарка, они не решились, хватило ума. К нам присоединилась Зинка, и началась перекричка. Не перекличка, а именно перекричка: противники кричали друг другу.

— Нечестно, мы тоже собаку приведем! — переводила нам Зинка.

— А вас больше! — вновь переводила она, теперь в другую сторону.

И так до бесконечности, до хрипоты.