Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2006)

И насколько можно судить — совсем не попытка, но поэтично-жесткая проза, за которой действительно таинственным образом проступает фигура автора, мучительно и зачарованно вглядывающегося в навязанное ему бытие, участником которого является и он сам. Автор словно застает себя — моющим полы или пропалывающим клубнику. Его окликнули, он полувыпрямился, продолжая сжимать в руках не то тяпку, не то тряпку, изготовился ответить вопросом что-что? — и застыл в стоп-кадре. Кинокамера стала медленно подниматься.

Владимир Козлов. Рефлекс цели. Предисловие Владимира Енишерлова. — “Наше наследие”, № 74 (2005).

К 100-летию со дня рождения искусствоведа, коллекционера, инициатора и бессменного руководителя “Литературного наследства” — Ильи Самойловича Зильберштейна.

“Многомудрый Зильберштейн-коллекционер, прекрасно знавший общий вектор развития российской культуры и все его составляющие (в том числе и эмигрантскую), конечно же, вынужден был помнить о „табу”, которое негласно существовало в СССР в отношении идеологии собирательства.

И все же следы пренебрежения этим „табу” мы можем обнаружить в его коллекции в виде группы документов историко-политического характера конца ХIХ — начала ХХ в. В их числе записки Григория Распутина, возможно, полученные через или от П. Е. Щеголева. Эмигрантского происхождения оказались письма А. В. Амфитеатрова, М. А. Бакунина, П. К. Кропоткина, П. А. Лаврова; извлечения из переписки Г. А. Лопатина с В. Л. Бурцевым; наброски статьи и письма П. Н. Милюкова; письма Б. В. Савинкова и текст одного из его выступлений; воспоминания В. Н. Фигнер о Софье Перовской. Эти и подобные им материалы были получены Зильберштейном из Франции от основателя „Агентства по охране авторских прав русских писателей, композиторов и художников” Л. Б. Бернштейна (большинство этих материалов имеет экслибрис Бернштейна). Зильберштейн переписывался с ним с 50-х годов прошлого века, а после его кончины в 1962 г. сотрудничал с его сыном Михаилом”.

Рукописная коллекция И. С. Зильберштейна, которой посвящена статья В. П. Козлова, ныне находится в РГАЛИ.

Павел Крусанов. Американская дырка. Роман. — “Октябрь”, 2005, № 8—9.

Знаменитый композитор, музыкант и культуролог Сергей Курёхин не умер от саркомы сердца. Это был, видимо, его очередной проект. Он жив и под вымышленным именем Сергея Анатольевича Абарбарчука руководит ЗАО “Лемминкяйнен”. Повествование ведется от лица героя по имени Евграф. Фамилия — Мальчик. Евграф Мальчик — это, мнится, привет Борису Гребенщикову (его песни с альбома “Радио Африка” 1983 года).

Замысел произведения энергичнее, на мой взгляд, нежели исполнение (правда, меня смущает этический вектор: живы родные С. К.), в котором шедевральное вступление (очередное то ли вымышленное, то ли настоящее “интервью” великого мистификатора Сергея Курёхина) явно перетягивает всё провокативное детище автора “Укуса ангела” и “Бом-бома”. С другой стороны, автор романа хорошо знал создателя “Поп-механики”, кажется, вместе с ним и Андреем Левкиным делал журнал “Ё”, ему и карты в руки… Стилево — отдельные куски были бы очаровательны, будь в них поменьше энтомологии, сиречь жесткокрылых... Но разве жуки не загадочны? Композиционно роман разваливается на отдельные линии, но что сейчас не разваливается? А то, что скучновато и отдает странной провинциальностью, — так что сейчас не отдает? А Милорад Павич — он и до сих пор очень модный писатель.

Дадим слово Илье Бражникову, высказавшемуся на православно-аналитическом сайте “Правая.ru” ; он примерно такими самоуговорами и занимается. Но вот, очевидно помня о своей духовной партийности, о Великой Игре, все же констатирует: “Благодаря „волшебной силе искусства” Павел Крусанов смог вернуть нашей культуре невосполнимую потерю — он сделал одну из культовых фигур 80-х — героем нашего времени. И герой этот, со всей силой вестника инобытия, проповедал идею Русского Реванша и Возрождения. Теперь, после книги Крусанова, у нас уже нет пути назад”. (Продолжение цитаты Бражникова см. в “Периодике” Андрея Василевского в этом же номере “Нового мира”).

Вот-вот, судите да рядите, а мы курёхинскую музыку пока послушаем. Все-таки она не такая предсказуемая. Да и зачем вы на своего (читай — крусановского) Капитана нью-йоркские башни-близнецы повесили? Вам что, делать нечего?

См. также “Комментарии” А. Латыниной в этом номере “Нового мира”.

Юрий Кублановский. Есть нити, тайные пока… — “Фома”, 2005, № 6 (29).

Продолжение совместного проекта журналов “Фома” и “Новый мир”. Наш отдел поэзии в лице вашего обозревателя представляет читателям “Фомы” того или иного современного отечественного стихотворца с подборкой стихов разных лет — на духовные (условно, конечно) темы. Кроме Кублановского уже состоялись такие публикации у Инны Лиснянской (№ 4), Светланы Кековой (№ 8), ожидается встреча с Александром Кушнером.

Александр Мелихов. Том обид на пути к общей сказке. Публицистика. — Журнал русской литературы “Зарубежные записки” (Германия), 2005, книга первая.

Вдумчивое исследование второго тома солженицынских “Двести лет вместе”. Помимо прочего примечательна интонация: соразмышление .

“…наконец понятно, почему Солженицын принялся за свой титанический труд над этой книгой, — от обиды . И еще понятно, каких практических следствий он желал бы от еврейского покаяния: покаявшийся человек не склонен обвинять других. И это не только высоконравственно — побольше думать о собственных грехах и поменьше о чужих, — но в высшей степени целесообразно: чем больше русским будут давать понять, что они хуже прочих, тем чаще они будут отвечать: „ А вы еще хуже! ””

А после Мелихова, видно в противовес, очень характерная статья Ильи Мильштейна “Мессия, которого мы потеряли”. Тут и о “вырождении таланта”, и “ученике Путине”, и, главное, о ненавистном солженицынском “проповедничестве”. Автор явно кажется самому себе убедительным: смотрите, мол, как все очевидно. Ему ничего уже не объяснишь: неприязнь к А. С. накоплена под завязку и дорога ему как прозрение. Схема прописана, а то, что пропись дышит теми же изъянами и пороками, в которых автор упрекает своего героя, — это, конечно, в суете и не заметилось. Он даже не чувствует, как забавно иной раз подставляется: “…Гоголь затевает трагикомическую переписку с друзьями и морит себя голодом. Лев Толстой создает новую религию, сильно опрощается, ругает Шекспира и пишет жалкие сказки для неведомых детей. Достоевский ведет свой „Дневник писателя” — грустную исповедь больного сердца, истерзанного антисемитскими видениями и политическими миражами. Солженицын был тоже обречен пойти по этому пути: узреть истину и начать выдавать ее большими порциями городу и миру…”