Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2006)

Володя Грек обещал осенью перепахать, взял гонорар вперед, и больше я его не видел. Да и у меня самого появилось какое-то отвращение к физической работе. Даже не знаю, с чем это связано. Хорошо, что есть Вадим, мой еще студенческий друг, который всегда быстро и с удовольствием наводит порядок. Он был любимый мамин помощник, не спорил с ней, все делал, как она велела. Единственно, что немного напрягал своим вегетарианством — постоянно боялась, что голодный. Звонил ему, не застал — посевная на собственном участке.

А у меня самое любимое занятие — сидеть в кресле под яблоней. Хотя пора бы и оторваться. Но подняться никак невозможно. Блаженное одиночество и одинокое блаженство. Особенно приятное после того, как в электричках и на вокзалах, в хаосе людских притяжений и отталкиваний, провел без малого сутки. Как-то я отважился взять кресло с собой на речку, благо оно складывается. Поставил в укромном месте возле бурлящей воды. Был такой же мягкий, молочно-солнечный день. Кресло на берегу реки — это, конечно, вызов деревне, ее извечному “что люди скажут”. Но люди копались в грядках. Да и мама, к счастью, была в отъезде.

Засек меня Юзик, только что приехавший с друзьями и горделиво знакомивший их с нашими красотами. Вода донесла до меня реплику: “Писатель балдеет!” Прозвучало не осуждающе и не завистливо. Что же еще делать писателю в этом мире, где все плотно заняты своими делами? Солнце светит, водопад шумит, соловьи поют, народ работает. А писатель, конечно, балдеет. Возможно, это самое лучшее, на что он способен. Тем более, что никаких писателей тут практически не читают. Так что любой член творческого союза разделяет судьбу самого прославленного классика.

Раздевшись до пояса, с непокрытой, коротко остриженной и уже серебрящейся головой, несколько великоватой для его роста, сосед мой копает свою грядку. Жены не видно. Она живет в особом ритме: сутки дежурит, трое отдыхает. На лоне природы и тоже с лопатой в руках.

Да, трудовой союз Белоруссии и России. Она с Брянщины, энергичная, боевая, постоянно пришпоривает своего Юзика — не столько для пользы дела, сколько для удовольствия. Как известно, способы извлечения их в семейной жизни бесконечно разнообразны. Подгоняя мужа, заводится и сама, не удержать — и то давай сделаем, и это. Самая главная Пчелка. Похожа на сильную и прихотливо играющую струю, что неутомимо бьет в перегородивший ее валун. Но убери его — и она тоже пропадет.

— Валя, ну как твой валюн? — спрашиваю иногда, когда удается застигнуть ее в какой-нибудь статической позе.

— Какой же он мой? Жениться на мне не хочет. Говорит, молодую найду, без детей. Зачем, говорит, мне столько дармоедов.

Решая свои квартирные дела, трудовая многодетная парочка в свое время развелась и пока еще не воссоединилась на бумаге. Видно, у Юзика есть какие-то далеко идущие планы, а может, ему так психологически комфортнее. Как в том анекдоте, муж заводит себя перед близостью: “Не моя жена, не моя жена!”

— Партизан-подпольщик! — поправляет она локтем упавшую прядку, руки в земле.

— А что — тебе обязательно надо в те же оглобли?

— Так не отпускает! Пашу на него как проклятая!

Хлебом не корми, а дай пококетничать.

Настоящий валун лежит на куче щебня у стены и спокойно ждет своего часа, чтобы занять достойное место в китайской стене пана Юзика.

Я как-то заметил, что тут без крана не обойтись. Сосед возмутился: “Я его один уделаю!” Я недоверчиво глядел на камешек ростом с нашего пана, но раз в десять тяжелее. Сомневаться далее не отважился — вдруг Юзик возьмется за это дело на моих глазах и мне невольно придется принять посильное участие. Заработать грыжу особого желания нету.

— Валера, хорош балдеть! Не рассиживайся! — подает голос раскочегарившийся сосед. — Копать пора! Влага уходит!

Он стоит, опершись на лопату, отдыхает. Его раскрасневшееся лицо сияет. Он в центре мира, который сотворил сам, и этот мир ему нравится.

Балдеть он позволяет себе урывками и только в такой позе, из которой легко перейти к действию. Да и что такое культура по большому, мужицкому счету, как не балдеж? Краткая и счастливая свобода от трудов праведных. Я ни разу не видел его откровенно сидящим, созерцающим, хотя есть у него за домом местечко с видом на широкую, высокую вербу, тоже из тех, что посадил когда-то мой дядя Миша — просто загнал колья в весеннюю землю. Но, как говорят, верба — дерево божье, и тот, кто сажает его, — сажает свою смерть. Отыскала она раньше времени и моего дядю. Пришел последним, ушел первым.

Юзик — созерцатель и создатель вещей, имеющих вполне определенную, по преимуществу пищевую ценность. Вербы наши давно мозолят ему глаза — тень их закрывает его участок в утренние часы. Мог бы, когда начинал стройку, немного подвинуть дом дальше от улицы. Но тогда, видимо, упустил из виду, а может, и сразу задумал лишить наш сад защиты от северных ветров. Давно подбивает спилить — сколько дров будет! Или хотя бы обрезать.

Я немного переделал пословицу и повторяю, что тот, кто пилит вербу, — пилит свою жизнь. Хочешь, говорю, пили, хорошему соседу ничего не жалко, но мое дело предупредить. Вот видишь, мама заставила Володю Грека укоротить крайнюю вербу — и сократила свою жизнь.

Миф — это самая мягкая преграда, на какое-то время успокаивающая людей слишком активных и деятельных. Он добросовестно помогает старикам обуздывать молодежь, хитро запрягая ее в воз традиции.

Сосед мой на время угомонился. Тем более, что некий мистический опыт у него есть. Рассказывал маме о своем контакте с инопланетянами. Сначала какая-то вспышка, потом — очень ясно помнит — внутренность летающей тарелки. Он лежит на операционном столе и смотрит на себя как будто со стороны. Держат за руки и ноги и что-то с ним делают. Очнулся — съехал на обочину, язык не поворачивается. Был микроинсульт, немного полежал в больнице.

Чем практичней и приземленней человек, тем доверчивее и шире распахивает дверь своего сознания для всего чудесного. Вымысел — единственный отдых практической души. Поэтому лучшие сказки создает народ — вечный труженик и неутомимый работник. Ничего, кроме сказок и песен, ему не нужно.

Вверх по улице, рядом с пчеловодом, у следующего столба, — дом председателя колхоза. Сначала это был типовой щитовой домик, обложенный белым кирпичом. Но после того, как Петр Васильевич в тридцать лет стал председателем колхоза, — пришли они к власти в одно время с Лукашенко, — домик преобразился. Его словно надули. Появился и второй этаж, и большая, вполне современная гостиная с мягкой мебелью, и подземный гараж. Целый месяц бригада хохлов материлась на все окрестности.