Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2007)

— Да-да, Пастернака открыто защищал Бухарин. Он был и спонсором Маяковского, но Маяковский ушел из жизни…

— Бухарин был спонсором Маяковского?!

— Да. Был.

— Я этих отношений совсем не знаю. Но мне говорили, что Маяковского не любили ни Ленин, ни Бухарин. А любил его только Троцкий ”.

И в таком же примерно духе. Если кто-то подумает, что эта редакционная интонация — простодушие или, не дай Бог, бессознательная маргинализация своего статуса, — он ошибется. Это, мнится, выстраданный стиль, перед которым, правда, не довелось кому-нибудь поставить на минутку зеркало. Я не в упрек, временами даже забавно, вот и с Приговым здесь темпераментно вышло — с длинными Редакционными размышлениями (пылкими несогласиями, в частности).

…Но в итоге — недоумение: во-первых, задуманный Редакцией печатно-монтажный спектакль лично у меня все рассыпается и рассыпается (а в нем аж 320 страниц с фотовкладкой!), а во-вторых, с этим редакционным языком роман у меня тоже что-то никак не сложится. Хотя его, в отличие, например, от аналогичного языка Издателя в “Альманахе литературно-художественных иллюстрированных маразмов” “Насекомое” я все же воспринимаю как-то легче и, кажется, адекватнее.

Но у “Других берегов” в попечителях — первый зам мэра и православный священник и тираж на 4 тысячи поболе (у “Насекомого” — всего 300 экз.). И авторы-гости “Берегов” — все культурный истеблишмент: Юрий Поляков, Роберт Стуруа, Владимир Толстой (конкретно эти — в текущем номере). Велеречивость и глубокомыслие тож.

А там — чешуекрылые радикалы, квазиноваторы (Алексей Цветков-младший, Андрей Тозик, Александр Сажин), немало свежеприготовленного обсцента, приправленного разнообразными человеческими выделениями, практики-риски, антиклерикальный дискурс пахучий… Постнаив, метамодернизм. Короче говоря, собрание литературно-художественных маразмов еще потребует своего осмысления, с кондачка тут нельзя, угодишь в популярную рубрику известного журнала поэзии.

Но ведь зачем-то историку литературы, филологу-розановеду Павлу Евгеньевичу Фокину это “Насекомое” понадобилось: с калининградских еще времен (1982) его холит. Будем думать и наблюдать.

Сергеj Довлатов. Писмо Данилу Кишу. — “Руски альманах” (Сербия), 2006, № 11.

“24. маj. Драги Данило Киш! Био сам гнусан у Лиссабону, а Ви сте племенит човек и бринули сте о мени. Из дубине душе Вас молим да се превише не разочарате у мене. Желим Вам спокоj и надахнуhе, Ваш Сергеj Довлатов”.

Стоит ли дословно переводить братьев славян, а? Ведь как поэтично: “био сам гнусан”... А это всего лишь: “Я был гнусен в Лиссабоне, а Вы — благородный человек и заботились обо мне. От души благодарю Вас и прошу не разочаровываться во мне слишком сильно” (цитирую по факсимиле письма). Загадочная русская душа вложила в конверт фотокопию известного (небритого) портрета, сработанного рукой Иосифа Бродского.

Данило Киш (1935 — 1989) — сербский писатель, автор романов “Мансарда”, “Псалом 44”, “Песчаник” и других. На момент отсылки письма жил, судя по конверту, в Париже.

В предыдущем номере альманаха (тут публикуют всех: от Всеволода Гаршина и Варлама Шаламова до Сергея Параджанова и Эдуарда Лимонова) сербы перепечатывают обзор своего издания, опубликованный Сергеем Костырко двенадцать лет назад в “Новом мире” (1995, № 9).

Клонирование: за и против. — “Гуманитарный экологический журнал”, Киев, 2006, вып. 4 (23), том 8.

Здесь помимо прочего опубликован документ под названием “Декларация в защиту клонирования и неприкосновенности научных исследований”. “<���…> Не считаем мы очевидным и то, что будущие достижения в клонировании человеческих существ создадут моральные затруднения, которые не сможет разрешить человеческий разум. <���…> Потенциальные выгоды клонирования, возможно, столь велики, что было бы трагедией, если бы древние теологические сомнения заставили нас, как луддитов, его отвергнуть. Мы призываем к последовательному, ответственному развитию технологий клонирования и к самой широкой поддержке гарантий, что традиционалистские и обскурантистские воззрения не станут ненужным препятствием на пути полезных научных изысканий <���…>”. Среди подписавших это воззвание в конце прошлого века лауреатов Международной академии гуманизма есть и имя сэра Исайи Берлина.

Наталия Князева. “ Звук шагов, которых нету…” Моисей Семенович Лесман, человек и библиофил. — “Библиофилы России”. Альманах, 2006, том III .

Кропотливый рассказ о знаменитом ленинградском собирателе книг и рукописей, жившем в 1902 — 1985 годах, чья коллекция хранится теперь в Музее Ахматовой в Фонтанном Доме (М. С. Лесман был хорошо знаком с А. А.). Как иногда узнается о таких людях? Перелистываешь книгу-альманах (главный редактор А. П. Толстяков) — и глаз останавливается сначала на чем-то из собрания, и уж потом ты, захваченный в плен этим “собранным”, читаешь о собирателе. Кстати, при чтении между ними — коллекционером и частицей коллекции — устанавливается своя, часто почти мистическая, связь. Тут я сразу увидел факсимиле открытки Н. Гумилева из Дома предварительного заключения на Шпалерной улице, текст, начинающийся словами: “Я арестован…” Очевидно, это последнее, что он написал вообще. “Не знал он, что не потребуются ему уже никогда ни постельное белье, ни мыло, ни зубная щетка. И не понимал, видимо, во всей полноте, с кем имеет дело”. Добыл и сохранил Лесман и поминальную телеграмму К. Чуковского, посланную в Союз писателей в день смерти Ахматовой: “Поразительно не то что она умерла после всех испытаний а то что она упрямо жила среди нас величавая гордая светлая и уже при жизни бессмертная тчк <���…>”.

Или вот читаешь очерк Кима Ляско об И. С. Зильберштейне (“Уникум по имени Илья Зильберштейн”) и, остановившись на горделивой реплике коллекционера и основателя “Литературного наследства” о хранящихся у него двух книгах с автографами Пушкина, некоторое время не можешь двинуться дальше: воображение начинает работать само. И ты словно видишь, как невысокий, смуглый тридцатидвухлетний господин, обмакнув перо, выводит на издании “Бориса Годунова”: “Баратынскому от Пушкина. Москва. 1831. Янв. 12”. Что? Пошлет с человеком, кликнув того через минуту? Или передаст сам? А может, адресат посвящения сидит напротив и ждет?

“Пользуясь именем”, обращаю также внимание и на “библиофильские” приключения первого тома первого посмертного издания сочинений Пушкина (см. исследование Виктора Кислюка “О первом томе посмертного издания Сочинений Пушкина и вокруг него: радости и размышления библиофила”). Здесь “странные сближения” начинаются в тот момент, когда коллекционер ставит драгоценную находку на выбранную полку в шкафу и замечает, что книга “вступает в отношения” со своими соседями. Примечательно, что об этом издании (1838), выпущенном усилиями главным образом П. А. Плетнева, похоже, до сих пор нет специальной обобщающей научной работы. А между тем самый факт того, что первый том открывался текстом “Онегина” и только в четвертом шли стихи (подобного распределения произведений Пушкина по томам больше никогда не встречалось), — тема для отдельного разговора, о чем и пишет В. Кислюк .