Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2007)

Я уже знал, что снайпер, если он хочет не просто поставить еще один крестик в своем блокнотике, а получить удовольствие от работы, обычно берет тебя в “вилку”. Пуля слева, пуля справа, потом он ранит тебя в бедро, а дальше остается только ждать, когда за тобой поползут свои, и укладывать их одного за другим, пока эта забава не надоест или его не засекут и не шмальнут в его сторону из подствольника. Он, гад, конечно, уйдет; у него, гада, отрыто несколько ходов — к другим укрытиям, но ты, возможно, останешься жив и каждый год в этот день будешь ставить пять свечек. Или шесть свечек, это как повезет. Одного солдатика вытаскивали десять ребят, и все они полетели “двухсотым”, а парень теперь лежит в госпитале, и, при всей любви к посюстороннему (если ты понимаешь, о чем я базарю), я не хотел бы жить дальше с таким грузом.

Как сказал мой оператор, увидев расх...ченную в пыль столицу, “вот так снимаешь, снимаешь все это, а потом попробуй объясни детям, что поджигать почтовые ящики нехорошо”. Главное, не объяснишь даже самому себе, почему можно было сровнять с землей многотысячный город, а возле очередного села тяжелый армейский каток вдруг начал буксовать. Несколько дней подряд кто-нибудь из генералов объявлял, что уничтожена большая группа боевиков. “Сколько осталось?” — спрашивал я (меня тоже спрашивали об этом каждый день по телефону из редакции). “Пятьсот-шестьсот человек”. Уже неделю эта цифра не менялась. Мне объясняли, что “чехи” “просачиваются” в село — под прикрытием тумана, по руслу высохшей реки, по минным полям, не успевая забрать с собой трупы. Они “просачивались” каждую ночь, днем наступало время минометов, танков и авиации; вся эта байда лупила, ухала, жгла, а наутро оказывалось, что “чехов” осталось столько же, сколько и накануне.

Я попытался вспомнить, как называлось село, но не смог. Недавно я придумал для всех этих сел одно родовое имя — Дежав-Юрт. Достаточно было проехать один раз по улицам, где на всех перекрестках стояли мужчины с усами и в наждачной щетине щек, где возле ворот, выкрашенных в зеленый цвет, дети показывали тебе поднятый вверх средний палец, а женщины смотрели так, словно ты ехал не на бэтээре, а на спине шайтана, где мечеть иногда была разбита после обстрелов, а иногда не была, но это ничего не меняло в хмуром затишье домов и людей — я говорю, хватило бы одной такой поездки, чтобы все эти села казались тебе клонами одного большого селения, где веками, еще до твоего появления, тебя ненавидели, и ненависть не кончится, пока обрезанный ноготь луны будет подниматься над большими горами.

Вместо того чтобы вспоминать название села, я подумал, что надпись, которую “чехи” оставляли на стенах в своих городах и селах, лишает смысла все попытки простучаться к ним любыми способами, кроме как огнеметами и бомбами кумулятивного действия. Впрочем, этот способ тоже ничего не даст. “Рай под сенью сабель” — вот что они пишут краской по камню. Исламский хип-хопер, как любой фан, вкладывает в граффити невоплотившуюся мечту. На хрена ему рай под сенью конституционного порядка или — что в нашем случае синонимично — рай под сенью огнемета. Это не значит, что он будет махать саблей против Группировки, у него такие арсеналы, что можно вооружить полбундесвера, но блаженства он достигнет, только вырезая врагов. Или если враги вырежут его и всех, кто снайперит вместе с ним в этом проклятом селе. Вырежут, а не поджарят, как кусок баранины, не оторвут башку осколком мины и не добьют контрольным выстрелом. А мы как-то разучились резать людей, после большевистских чисток наши зачистки — как обычное средство для мытья посуды против “Ферри”.

Наверное, в Европарламенте мои досужие мысли назвали бы шовинизмом, расизмом и варварством. Я действительно очень жалею, что лорду Джаду (так, кажется, зовут этого хмыря?) не отстрелили яйца, пока он посещал анклав, пополняя каталог преступлений нашей военщины против дружественных лорду работорговцев. Зинданы, в которых сидят наши рабы, не вписываются в европарламентские представления о правах человека, поэтому для лорда и его секретарей зинданы так же иллюзорны, как кантовская “вещь в себе” для язычников...

Как получается, что на кладбище множество заброшенных могил? Куда не ходят на Красную горку, где не красят ограды и “вдовы на них не рыдают”. Могилы, о которых никто не помнит. А вдоль наших дорог, федеральных и так-себе-трасс, стоят деревянные и металлические кресты и рядом лежат букеты. Стоят металлические пирамидки, на некоторых — стилизованные автомобильные рули. Множество венков висят на деревьях или специально вбитых в землю колышках. Причем все эти памятные знаки не производят впечатления забытых и никому не нужных. Кто-то кладет свежие цветы, меняет выцветшие, запыленные веночки, подсыпает землю у крестов. Специально едет ради этого — иногда за сотни километров. Когда за один день увидишь по дороге не один десяток таких памятных знаков, может показаться, что у нас в России какой-то особый культ погибших в автоавариях.

Любимая девушка пишет:

“Посадили моего парикмахера Юленьку.

Восемь лет дали.

Какая-то модная нынче эта цифра.

За убийство диспетчера столько же дали.

Ходорковскому вот.

И Юленьке.

И чего мне теперь делать без мелирования?

Менять цвет волос?”

...ЛЬГОТНЫЕ ВЫПЛАТЫ ЛЬГОТНЫЕ ЛЕКАРСТВА ЛЬГОТЫ-КОМПЕНСАЦИИ ЛЬГОТЫ НЕ ДЕЙСТВУЮТ МОНЕТИЗАЦИЯ ЛЬГОТ… МУДАКИ!..

Через пару лет здесь будут обычные постимперские руины. Провисшая колючая проволока. Брошенный КПП. Продуваемый ветром огромный ангар. И железнодорожные пути — запараллеленные прямые из смутного, скорбного сна, дорога, да, дорога в будущее, сынок...

А сегодня здесь отправили “на ликвидацию”, “на утилизацию”, под нож, под резак одну из самых боеспособных ракетных систем БЖРК — боевой железнодорожный ракетный комплекс.

Когда на твоих глазах у обычного вроде вагона открывается крыша и оттуда начинает вырастать пусковая установка размером с девятиэтажный дом — натурально обалдеваешь...

Особенно когда тебе говорят, что таких установок — три в железнодорожном составе и каждая способна нанести удар, даже на полном ходу поезда. А ракета — СС-24 по натовской классификации — “Скальпель”. Дальность стрельбы — 11 тысяч километров, попадание в цель с точностью до 200 метров, не меньше десяти разделяющихся боеголовок. Один залп этого паровозика из Ромашкова — и Франция исчезает.

Ладно, оставим гордых галлов в семье народов. Десяток ихних американских штатов.