Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2010)

“Новогодний праздник, новогодний ритуал является одним из древнейших и фундаментальных в человеческой культуре, знаменуя обновление времени . <...> Но вот только давайте зададимся вопросом: какой момент в нашем годовом цикле в наибольшей степени совпадает по смыслу с требованиями настоящего Нового года? Очевидно, что это начало сентября, переход из лета в осень. Начало нового рабочего сезона, нового политического сезона, прекращение длительного рекреационного периода. Именно в этот момент запускаются новые дела и новые проекты, начинают реализовываться новые инициативы, люди впрягаются в деятельность, чтобы до следующего лета что-то изменить в своей жизни и получить полезный результат. Именно 1 сентября является у нас настоящим, осмысленным Новым годом. Каковым оно и было до западнической Петровской реформы (конечно, фактически это было наше 14 сентября, поскольку календарь был другой, но этот вопрос тут не столь существен)”.

Алексей Цветков. Откуда растет язык. — “ InLiberty.ru /Свободная среда”, 2009, 24 декабря .

“Русские толковые словари, выходящие реже, почти без исключения принадлежат к жанру предписательно-охранительных, то есть они включают в себя лишь слова, которые составители считают „хорошими”, оставляя десятки тысяч за бортом”.

“В каком-то смысле роль адмирала Шишкова сегодня пытается играть Михаил Эпштейн, которого газета „Санкт-Петербургские ведомости” рекомендует как „известного лингвиста”, каковым он, конечно, не является, иначе бы не игнорировал законов лингвистики с достойным лучшего применения упрямством. Эпштейну принадлежит инициатива пополнения словарного фонда языка такими бесполезными неологизмами, как „помиранец”, „осемеиться”, „смыслопыт”, и многим другим в этом духе, называя таким образом понятия, для которых сам язык не видит смысла заводить особое слово. Эпштейн считает, что русский язык переживает некий кризис и ему надо помогать. Кризис, который видится мне, прямо противоположен тому, который воображает Эпштейн: он заключается не в том, что у русского языка не хватает слов, а в том, что из него десятилетиями изгоняют совершенно легитимные слова, притом не только факультативные, как „клевый”, но и незаменимые, как „отфрендить””.

“Воображать, что кто-то из нас, даже с докторской степенью, в состоянии пополнить язык путем частной инициативы, представляется мне непристойным самомнением”.

Сергей Черняховский. Проблема Сталина. Кто может — пусть сделает лучше. — “Политический журнал”, 2009, № 60, декабрь .

“Оценка Сталина — это тот вопрос, по которому общество не имеет не только согласия, но и просматриваемой перспективы на его обретение. <...> Победить этот образ и эту память можно только одним способом: в схожих обстоятельствах решить более масштабные задачи, нежели решил он, — но с меньшими потерями и меньшей ценой”.

“Что такое критика, как не дело вкуса?” “Нейтральная территория. Позиция 201” с Михаилом Эдельштейном. Беседу ведет Леонид Костюков. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 22 декабря .

Говорит Михаил Эдельштейн: “Нет плохих писателей, есть критики, которые ставят писателей не на их место. Вот это просто моя любимая формула, и просто абсолютно так. Да”.

“Я могу сказать, что был знаком, я считаю, что это, может быть, одно из главных событий моей жизни, я был знаком с человеком, которого я могу назвать гением безусловным, с моей точки зрения. Это покойный Миша Генделев. Я считаю, что это был человек… ну, я не знаю, в моем лексиконе нет слов, которые… отчасти даже, наверное, больно говорить… Ну вот Миша был гений, тут ничего не скажешь. Я даже не знал, как к нему обращаться: по имени, по имени-отчеству, мне казалось, что и то и другое как-то глупо будет выглядеть. <...> Мне кажется, что все то, о чем мы говорим, более того, может быть отчасти даже и включая Бродского, страшно сказать, по сравнению с Мишей — все равно мелко”.

Михаил Эдельштейн. “Большая книга”: уроки смирения. — “Русский Журнал”, 2009, 8 декабря .

“Какие еще выводы и наблюдения можно сделать по прочтении произведений из премиальных шорт-листов? Самое простое и очевидное — за последние несколько лет русский роман стал вдвое толще . Еще в начале 2000-х казалось, что дело Тургенева — Набокова живет и побеждает. Помню, как года четыре назад покойный Василий Аксенов, в тот сезон председатель букеровского жюри, возмущенно уверял пришедших на пресс-конференцию, что роман должен быть существенного размера, не бывает романов толщиной с палец. Теперь мечта Аксенова сбылась, романы объемом в 600 или даже в 800 страниц отнюдь не редкость. На фоне того же Терехова, „Победителя” или „Дома, в котором” Мариам Петросян почти 500-страничные „Журавли и карлики” кажутся приветом из прошлого. Симптом тоже скорее социальный, чем чисто литературный, — на переломе от эпох революционных к стабильности (сколь угодно мнимой) книги всегда толстеют, вспомним хотя бы 1920 — 1930-е”.

Михаил Эпштейн. “Русский язык гниет на корню, теряет тысячи слов и наполняется механическими заимствованиями”. Беседу вела Елена Шипилова. — “Газета”, № 239, 18 декабря.

“Я, например, не знаю, говорю ли я „крепкий кофе” или „крепкое кофе”, — когда как получается. Да и какая разница? Нелепо, что на этом акцентируется наше внимание и завязываются большие общественные дискуссии, тогда как русский язык гниет на корню, теряет тысячи своих слов и наполняется взамен механическими заимствованиями, рабски подражает английскому и не может ничего оригинального произвести. Это — трагическая проблема, как и убыль населения”.

“Это общество должно просто рухнуть, чтобы Бетховен стал опять Бетховеном”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Владимиром Мартыновым. Беседу ведет Дмитрий Ицкович. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 30 декабря .

Говорит Владимир Мартынов: “<...> в начале ХХ века Шёнберг говорил о том, что публика — это враг музыки № 1. Это было совершенно верно, просто можно доказать, как это и почему это произошло, и для начала ХХ века это было очень правильно.

А вот в конце ХХ и в начале XXI века врагом музыки стали сами музыканты, то есть враг музыки № 1 — это академические музыканты”.

Леонид Юзефович. Похоронить Сталина не удастся. Беседовал Дмитрий Быков. — “Собеседник”, 2009, № 48 .

“В чем Сталин безусловно проиграл, так это именно в отсутствии финального восклицательного знака, эффектной коды, героической гибели. Умереть на поле боя, как Карл, или на скалистом острове предположительно от мышьяка, как Наполеон, — это нормальный исход для биографии героя. А умереть на подмосковной даче в старости, в одиночестве, при тайном злорадстве соратников… Это сильно выбивается из канона”.