Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2010)

Оглобли знакомо торчат.

Вот-вот, как по камешку, гулко

Подковы по льду застучат.

А валенок нет на толкучке,

За шапку — полсотни отдашь.

...Кустодиев в красные ручки

Замерзший берет карандаш.

Морозец — дойти бы до дому.

Тьфу! — встретилась баба с ведром!

Сосед во дворе по сырому

Полену гвоздит топором.

А вверх погляди-ка — над крышей,

Под небом январским седым

Веселые вензели пишет

Тот самый — отечества дым.

20 января 1978

* *

*

Дед тяжело помирал — не хотелось.

Комкал пижаму в лиловой руке.

Слово какое-то долго вертелось

На онемевшем его языке.

Как он давился его составными!

Но ни промолвить, ни выхрипеть — нет!

Что там рождалось? Раскаянье? Имя?

Жалоба, может, а может — совет?

Кто нам наврал, что глаза — говорящи?

Стонут глаза, умоляют, зовут.

Слово — в его оболочке звучащей

Деду хотелось успеть еще тут .

Нет! Оторвавшись от ткани измятой,

Пальцы уже не осилили жест.

Всё заглушил и замял виноватый

Плачущих родичей траурный съезд.

Солнце на трубах серебряных стыло,

Зимние листья ручьями несло.

Слово — оно не хотело в могилу,

Мертвые губы кривило и жгло.

И, атеист, я взмолился украдкой:

Господи! Так ли умру, от свинца ль —

Только позволь мне уйти без загадки,

Дай досказать, что хочу, до конца!

18 января 1980

* *

*

Поплакать в добрые ладони,

Как надоела колея,

Как треплет ветер на перроне

Газет промасленных края,

Как был талант — теперь уж нету,

Как был я добр — да вышел весь,

Как я устал держать планету,

А ты опять уедешь в шесть.

12 февраля 1981

* *

*

До конца открыта даль

Театрального романа.

Жмет таперша на педаль,

Раня ухо меломана.

А сюжет скрипит, как воз,

Рассыпаясь по дороге.

Настоящих только слёз

Не случилось бы в итоге.

18 февраля 1981

* *

*

Не жди от женщины беды,

Не суетись, не лги.

Не торопись воздвигнуть льды,

Укоротить шаги.

Теряешь сладко и светло,

Находишь второпях.

Тебя ли, желчного, несло

На ласковых волнах?

И все же жесты жестам — рознь.

Спокойное “не тронь”

Тебе вонзается, как гвоздь,

В спешащую ладонь.

Еще и “вы” лишь в мыслях “ты”,

А жизнь — к ногам, к ногам.

И за мгновеньем немоты

Всеобщей — гром и гам.

Но солнца тусклую юлу

Запустит новый день,

Оставив шпильки на полу

Да на бумаге тень.

1 декабря 1981

* *

*

Рождается новый мотив

В совсем захиревшем сюжете.

Поводья едва отпустив,

Связали из них себе сети.

Форель же, пробившая лед,

В сетях оказалась и плачет.

Ответа никто не дает

На множество “что это значит”.

Добраться до детского рта,

Чтоб слову опять не явиться,

Чтоб там — чистота, немота,

И незачем, нечем делиться.

8 — 9 ноября 1982

* *

*

Трижды виделись мы в кошачьем месяце.

Трогательно белела шея,

Гуще высыпали веснушки на голом локте.

Но ты была не в духе,

И я казался себе твоей ошибкой —

Маленькой, сидящей на краешке стула,

Как муха на краешке блюдца.

30 марта 1983

* *

*

Такой вот: краснеющий тут и там,

Погудку бубнящий одну и ту же,

Я в Нижний, как будто к святым местам,

Хочу побрести по дождю и стуже.

Там тоже не лето, там лязг и лед,

Но есть удивительный дом в овраге,

Где время обманывать устает,

Где лёту его не хватает тяги.

Я здесь, привалившись к стене, сижу,

Старательно прячу грешки и рожки,

Но времени окись, заразу, ржу

Снимает с меня, как ножом с картошки.

И, ежась и пыжась, башкой крутя,

Я собственной кожей дышу и пышу,

Молюсь, чтобы снова, грехи спустя,

Вползти разрешили под эту крышу.

22 ноября 1985

* *

*

По “всем дорогам, ведущим в Рим”,

Мы, убогие, ходим редко.

Тихо маленький хлеб творим,

Брезгуя каждым римским объедком.

В Риме мрамор и медь (я сказал на четыре “м”),

Каждый третий солдатик — обученный вами варвар.

Я сначала свинцом ваш кишечник дотла проем

И в провинции дальней построю Гарвард.

7 мая 1998

* *

*

Просыпаешься от тоски

Но среди поредевшей тьмы

Кто-то мне рассказал, что мы

На господних весах легки

[Весна — лето 2008;

найдено в последних бумагах]

Мираж

I

В 1713 году из Хивы в Астрахань приехал некий Ходжа Нефес, который, скоро сошедшись с комендантом Астрахани князем Самановым — авантюристом, крещеным персом из Гиляна, поведал ему о плане овладения Хивою, который он хочет предложить русскому царю: для этого, открыл он секрет, достаточно повернуть реку Аму-Дарью в старое русло, в Каспий, куда она и изливалась до тех пор, пока хивинцы, испугавшись бесчинств на море казаков Разина, не перегородили старое русло плотиной и не пустили реку в Арал. Также поведал он о золотом песке, который будто бы добывается при Аму-Дарье. Честолюбие Саманова запылало золотым огнем, и он немедля решился препроводить Нефеса в Санкт-Петербург, так и не выяснив толком, какое место занимает тот в Хивинском ханстве и с какой стати предлагает его русскому царю в качестве трофея.

Жизнь Хивы и Бухары — узбекских ханств, оставшихся от грандиозной империи Тамерлана, всегда была скрытой и полной интриг; мало того что эти ханства враждовали друг с другом, они вдобавок окружены были ордами подвластных им кочевников, киргиз-кайсаков, которые служили им охранительной оболочкой.