Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2005)

Эпилог имеет подзаголовок “реинкарнация”, и это звучит жизнеутверждающе. В повести — целая галерея портретов современных узнаваемых персонажей, начиная от однокурсника Плаксы, “барина”, холеного юноши с белыми руками и курительной трубкой, и заканчивая приятельницей, вернувшейся после несостоявшегося покорения большого города. Прямой морали нет. Но нравственное содержание вещи неоспоримо.

Павел Костин. Автор повестей “Бегун” и “Анестезия крыш”. С обеими входил в длинный список “Дебюта”, соответственно в 2003 и 2004 году. Повесть “Анестезия крыш” содержит любопытную историю обретения смысла жизни и последующего разочарования. От скуки герой, тот же молодой городской житель, что и у Кузечкина, придумывает себе экзотическое спортивное развлечение — спускаться по тросу с высотных заброшенных зданий. Чтобы провернуть особо сложный трюк, ему нужны помощники. Первого соратника он обретает в девчонке, которая подошла завербовать его в организацию тоталитарного типа, формально пропагандирующую нравственные ценности. Лена мечтает создать свою собственную секту, она становится идеологом затеи. Второго спутника герой “вытаскивает” из интернет-форума. Они продумывают все, вплоть до нарядов-балахонов, и постепенно их увлечение само собой получает известность в городке, появляются последователи, называющие Лену “Верховный магистр”, во всем подражающие героям.

Однако оказывается, что вместе с известностью приходят странные вещи. Спорт приходится “отдать на откуп” пиарщикам, отречься от странных положений своеобразной, но все же философии, озаботиться продажами маек с изображением бренда “Апостолы Сити”. И с этим герой ничего не может поделать. “Веселая злость”, которая так увлекала его вначале, уступает место расчетливости соратников и глупому изумлению последователей.

Татьяне Буковой девятнадцать. Ее повесть “Мама” представляет собой нечто исключительное в современном “дебютном” ландшафте, который, как заметил Александр Грищенко, тяготеет к тому, чтобы выглядеть скорее интерьером. Повесть Татьяны Буковой удивляет зоркостью автора к явлениям обыденной жизни, которые мы, повторю, стараемся не замечать, потому что так спокойнее. Важно, что этот взгляд, несмотря на то что падает на бомжей, на маргиналов, обитателей дома престарелых и тому подобных отверженных, всегда остается понимающим и сочувственным. Повествователь помнит, что перед ним такие же люди, как и он сам. И это позволяет ему смотреть без розового флера фальшивой жалости, прямо и точно фиксировать увиденное.

Героиню повести, Марину, из дому гонит собственная мать, но девушка продолжает любить ее, она относится к слабостям окружающих с поистине феноменальным запасом сердечного тепла. Она раздает бесплатную похлебку, касаясь рук тех, кто принимает ее, без перчаток, на что обратил внимание один из второстепенных героев повести, наблюдающий за этим со стороны, с недоумением и опаской.

Повесть полна острых социальных зарисовок, списанных с натуры, очень точных и не сентиментальных, особенно в контрасте со вставками — дневниковыми заметками подрастающей девочки, девушки, чью изначальную лиричность отношения к окружающему миру ничто не в состоянии исказить. Снова и снова героиня обновляет в глубине собственного сердца щедрый источник добра. Чем больше мерзости она видит вокруг и чем больнее и дороже ей достаются ее доверчивость и открытость, тем победительнее звучит мотив воли к жизни и тем крепче способность Марины к сопротивлению скотским условиям бытования.

Завершая теперешний разговор, ощущаю множество противоречивых чувств. С одной стороны, хочется провозгласить что-нибудь громкое, дерзновенное вроде: эти люди уже на пороге. Они входят в литературу. Они уже здесь.

И ведь правда! Трудно сказать, как сложатся судьбы в дальнейшем, но если для того, чтобы нам состояться, эпоха должна быть сложной, противоречивой, кровавой, то мы родились как раз вовремя.

И с другой стороны, что-то мне говорит: поживем — увидим… Главное, каждому из нас написать нечто такое, что будет интересным и за пределами возрастной группы — эта общность все равно ведь истончится и поблекнет в самое ближайшее время. Если автор не станет ограничиваться игрой в литературу — он будет ориентироваться не на сверстников. Скорее на классические образцы, как бы банально это ни казалось. Но пока айсберг молодой литературы в каком-то смысле однороден, и кто находится “на пике” в настоящее время — вопрос довольно-таки праздный. Вполне возможно, что те, по чьим произведениям будут, как остается верить, знать Россию начала и середины XXI века, еще не явили себя.

Орлова Василина Александровна — прозаик, эссеист. Родилась в 1979 году в селе Дунай Приморского края. Окончила философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Роман “Голос тонкой тишины” опубликован в журнале “Дружба народов” в 2001 году. Книги “Вчера” и “Стать женщиной не позднее понедельника” вышли в 2003 и 2005 годах соответственно. В “Новом мире” публикуется впервые.

1 Подробно об этих писателях можно будет прочесть в статье Валерии Пустовой о молодой “военной” прозе в № 5 “Нового мира” за этот год. (Примеч. ред.)

2 Издание Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ (М., “Книжный сад”, 2004).

Анатолий Найман. Каблуков. Роман. — “Октябрь”, 2004, № 8—9.

У Анатолия Наймана замечательное писательское (а может, и не писательское, а мировоззренческое? философическое?) свойство, не то достоевское, не то христианское: ни на ком не ставить крест, ни из кого не делать кумира. Он всем верит — и никому не верит. В его мире любой способен на любое.

Найман великолепно понимает и мне (читателю) передает это понимание: мир, нравственный, человеческий, метафизический, совсем не то, что мир грубоматериальный, физический. Это в физическом мире разжали руку, отпустили камень, он и полетел по вычисляемой траектории вниз. В человеческом мире траектории движения — невычисляемы. Человеческий мир на то и человеческий мир, что он — свободен и непредсказуем. “Коготок увяз — всей птичке пропасть”, “сказавши „а”, говори „б”” — это все максимы не для человеческого мира.

Поэтому и “не судите”, поэтому и “не сотворите кумира” — поскольку тот, кого считал светочем и “кусочком надежды в отчаявшемся, обезбоженном мире”, таким окажется ханжой и занудой, что святых выносить не надо — сами уйдут; а тот, на ком и клейма негде было ставить, такую он источал стопроцентную тьму посреди белого-белого дня, в конце концов станет рыцарем, верным другом, веселым собеседником.