Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2004)

Русский был очень мил и не требовал ничего в награду; именно поэтому ему невозможно было отказать. К тому же он был молод, красив, богат и вел себя как настоящий рыцарь. Скрываясь от наполеоновских ищеек, они incognito достигли русской границы и пересекли Неман всего за несколько дней до вторжения Великой армии.

— Не странно ли, что в это самое время со мною происходило нечто подобное! — воскликнул опьяненный Шлеппиг. — Я тоже бежал деспотизма Бонапарте с одним русским месье.

— Вы и русский месье? — удивилась мамзель Жоржетт. Подобный оборот ее не смущал, но опрокидывал ее планы, ибо ставил изобретателя вне ее чар.

— Я лишь хотел сказать, что он тоже был противником Бонапарте, — смутился наивный Шлеппиг.

— Мой бедный друг… — Актриса прижала холодную ладонь мужчины к своей пылающей абрикосовой щеке и томно посмотрела ему в глаза своими жалостными глазками и своим грозным декольте.

Не выпуская руки инженера, француженка продолжила свой рассказ:

— Однако, несмотря на благодарность русской публики, неудачи преследовали меня и в Московии. Мой покровитель был убит в сражении, а его место пожелал занять известный вам вельможа, столь же необузданный в своих пороках, сколь богатый и всемогущий. Узнавши, что я осталась без опоры, он стал осыпать меня подарками, а затем преследовать своими домогательствами с упорством животного.

Никто не смел перечить этому жестокому рабовладельцу, который держал на Москве свой собственный театр и сек нерадивых актрис прямо на сцене. Преданнейшие из моих друзей советовали мне покориться, но я упорствовала. Я француженка и, отказав самому Бонапарте, не собиралась уступать татарскому мурзе.

— Как я вас понимаю! — не сдержался Шлеппиг. Ведь он, по сути дела, был таким же невольником, легкомысленно перебежавшим от одного патрона к другому, жесточайшему.

— Это чудовище — граф Р. — Мамзель Жоржетт назвала имя главного притеснителя Шлеппига, московского генерал-губернатора.

— Знайте же, что вы спасены! — воскликнул Шлеппиг. — Ежели вы имеете ко мне хоть немного доверия и чувства, уже через несколько дней мы можем перелететь с вами в любую страну света, где вам ничто не будет угрожать.

— Разве только во сне, — томно возразила актриса, томно уронив головку на острое плечо изобретателя.

Дождь между тем перестал настукивать и падал с крыши отдельными каплями. Опираясь на руку Шлеппига, мамзель Жоржетт сошла во двор и вскрикнула от изумления. В свете полной луны перед нею возвышалось колоссальное строение, напоминающее остов кита в натуральную величину. Сквозь ребра чудовища просвечивали ясные звезды и чернели обрывки уплывающих туч. Кругом клокотали какие-то жуткие чаны диковинной конструкции, пожарные рукава тянулись подобно извергнутым внутренностям.

— Это мой летательный аппарат, который перенесет вас в любую часть света! — Шлеппиг взмахнул рукой жестом волшебника.

— Qu’est-ce que c’est magnifique, cette chose lа! — Актриса широко распахнула глаза, в которых, по ее мнению, отражались звезды, и порхнула к аппарату, словно к любимой болонке.

— Он предназначен погубить Наполеона, но может также испепелить и графа Р., и любого тирана, на которого вы укажете.

— Возможно ли? Передо мною великий доктор Смид, которого я искала?

— Перед вами бедный Смид, и он влюблен! — Шлеппиг упал перед актрисой на колени и стал теребить край ее платья в поисках панталон. Так по крайней мере уверяли очевидцы.

Затем мамзель Жоржетт увернулась и куда-то упорхнула, поскольку утром Шлеппиг обнаружил себя на койке в одиночестве и в полной одежде. Туленин, участливо дежуривший при нем со стаканом рассола, сообщил, что ось в экипаже барышни была перепилена, но ему удалось ее наладить, и француженка с полчаса как уехала. Зато прибыл господин Ярдан и требует объяснений.

События вчерашнего вечера молнией пронеслись перед глазами невольного изменника и ожгли его стыдом.

— Клянусь, я не разгласил своего имени! — Шлеппиг ломал руки и уже как бы видел перед собой на стене пылающую надпись “Сибирь”, которая у русских означала то же, что “смерть”, но с бесконечной мучительной оттяжкой.

— Что вы разболтали? — Шлеппигу показалось, что проницательный прапорщик сидел во время его излияний где-то за кустом или даже присутствовал в костюме самой Жоржетт.

— Я, кажется, сказал, что наш аппарат может испепелить целую Москву.

Неожиданно Ярдан потер ручищи и простецки улыбнулся.

— Надеюсь, она хотя бы хороша в постели? — подмигнул он и потрепал изобретателя по плечу.

— Чудо как хороша, — солгал немец.

Мнимую артистку не преследовали, и ей удалось скрыться, к тайному облегчению Шлеппига.

Строительство во дворе разрасталось до циклопических масштабов по мере того, как французы приближались к Москве, и становилось все очевиднее, что этот троянский конь не стронется с места. Огромное сооружение, предвосхитившее самые дикие бредни Сальвадора Дали, все явственнее приобретало контуры огромной рыбы с тупым рылом и хвостом, величиной с порядочный трехэтажный дом. Рядом с каркасом рыбы собирали гондолу с крылышками на сорок аэронавтов и 120 тысяч фунтов боевого запаса: пороха, гранат и мешков с песком для балласта и защиты от вражеских пуль. Одновременно здесь же, на улице, шла непрерывная химическая реакция. Во избежание давешнего конфуза Шлеппиг решил запастись водородом впрок, насколько возможно при таких способах хранения. Состав пропитки, хотя и усовершенствованный, задерживал газ по-прежнему плохо, но Шлеппиг уповал на то, что водорода хватит для демонстративного полета над Москвой. Потом французы разгромят русскую армию, сожгут аппарат, и спрашивать будет не с кого.

А пока мифическое оружие использовали в целях пропаганды. Дошли ли слухи о машине до Наполеона, как надеялся Ярдан, было неизвестно, да и сомнительно, чтобы рациональные единоплеменники Вольтера, не верившие ни в Бога, ни в черта, а только в своего Императора, убоялись бы каких-то бабьих сказок. Зато на русскую чернь такие слухи, по мнению генерал-губернатора, должны были оказать ободряющее действие. Генерал-губернатор, считавший себя незаурядным литератором, способным воспламенять массы метким народным словом, сочинил листовку, в которой убеждал москвичей не поддаваться панике при виде крылатого чудовища, изрыгающего огонь. Это-де не Змий Горыныч, а особая аэронавтическая машина, сочиненная для погубления Злодея.