Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2007)

На правом берегу я увидел желтый дворец с башенками. Тянулись крыши торговых рядов, купола — Николы Мокрого, Рыбного, Ветошного. У красных стен открывался пандус — вокзал, крытый ажурным куполом. С вокзала то и дело отходили, пыхтя и кряхтя, составы и двигались через реку на фоне Храма.

По набережной сновали, как муравьи, горожане. Все они были празднично одеты и казались счастливыми. Люди шли к крепостной стене, где устроилась ледяная горка. Катались — с криками, хохотом.

37

“Держите его! Скорее!”

“Ха-ха-ха!” — “О-хо-хо!”

“Все равно мы поймаем тебя, человек-паук!”

“Не так-то легко это будет сделать, ребята!”

В трамвае устроилась парочка, судя по виду — студенты. Парнишка с компьютером, показывает кино девушке. Персонажи фильма гундосят дурными голосами.

Что на меня нашло в тот момент? Не знаю. Всю злость, ярость — на город, на самого себя, на все, что со мной случилось, — выплеснул на них.

“Кто ты такой, скажи нам?”

“Берегитесь, это человек-паук!”

Я схватил компьютер за край монитора. Они разом, как птички, подняли головы. “Какие бесцветные, одинаковые глаза!” От удара экран отскочил, но провода не разъединились. Из динамиков хрипели звуки, и мне пришлось несколько раз ударить ногой. В наступившей тишине девчонка заскулила. Парень не мигая уставился перед собой. Его щеки быстро покрывались детским румянцем.

Девчонка двигалась на четвереньках к выходу. Полы пальто разъехались, видны ляжки в мини-юбке.

Парнишка смотрел на нее, на меня. Я понял, что он читает мои мысли.

Перешагнув монитор, одним движением задрал ей юбку. Она опустила голову, как овца. Оглянулся на парня — тот пялился на тощую задницу в дешевых колготках.

“Памятник пограничникам Отечества” — двери трамвая распахнулись.

Я соскочил с подножки.

38

Фильм назывался “Завороженный”.

На экране появилась породистая крупная блондинка.

— Ты думаешь, Алекс Брюлов не способен сложить два и два? Он держал это в руке!

Старик, похожий на Айболита, показал опасную бритву.

— Рассудок его болен, но сердцем он чист! — Блондинка встала перед ним на колени.

Дальнейший диалог происходил на повышенных тонах.

— Ты влюблен, как школьница в обманщика, — я звоню в полицию!

— Нет!

— Он убил доктора Эдвардса!

— Человек не может сделать то, что противоречит его сущности.

— А ты знаешь его сущность?

— Знаю! Дай мне время — и я вылечу его!

— Да, но прежде он зарежет нас, а потом сожжет дом.

— Прошу тебя! Может быть, все это просто его фантазии...

Сперва мне показалось, что в кинозале никого нет. Но потом заметил, что на галерке кто-то сидит. И точно так же прикладывается к рюмке.

— Место я точно определить не могу… Похоже на игорный дом… Только на окнах шторы с нарисованными глазами.

Это говорил молодой брюнет.

— Потом пришел человек с ножницами и разрезал штору. Оттуда вышла голая девушка и принялась целовать всех подряд… Она немного напоминала Констанцию… — Он снова поморщился.

— Я начал играть в карты с бородатым человеком. У меня была крестовая семерка, он сказал “двадцать одно”, хотя карты его были пусты. И тогда вошел хозяин. Он стал кричать: “Я здесь хозяин! Будешь жульничать — убью тебя!”

На последнем ряду хлопнуло сиденье. Те двое, брюнет и блондинка, замолчали. Облокотившись на рояль, они смотрели на меня и беззвучно, одними губами, посмеивались. Как будто не я — они следят за мной.

Так продолжалось несколько секунд. Их красивые улыбающиеся лица двоились в крышке рояля. Они смотрели на меня прозрачными, огромными глазами. И пока я метался по залу, смеялись — беззвучно, надменно.

Презрительно.

39

Я простоял на Трешке час, но с тубусом никто не явился. Только нищий подваливал пару раз, тянул руку. А больше моей персоной не интересовались.

“Могли вычислить по IP компьютера, элементарно”.

“Операции через московский банкомат — опять же”.

“В конце концов, заметили свет в окне!”

По количеству проколов шпион из меня выходил никудышный.

“Письма-то из-за границы я отправлял с его машины…”

— Это вы, что ли?

Женщина, лет сорок. Лицо красивое, но какое-то изможденное. Нервное. Длинное дорогое пальто, под ним несуразно короткая юбка и колготки в сетку.

— Скажите, что с ним?

Схватив меня за рукава, она ловила взгляд, и я поразился ее прозрачно-голубым глазам.

— Все в порядке…

— Он жив? Ну, отвечайте!

Голос срывался, она закашлялась. Закурила — не отводя глаз. Как будто читала по жестам, по мимике.

— Вы вообще — кто?

— А вы?

Она усмехнулась, выпустила дым.

— Какая вам разница? Если рассказывать, времени не хватит. А впрочем, в двух словах можно. Можно! Смешно, правда? Вся жизнь — в двух словах…

В разговор то и дело вклинивался голос рекламщика, я взял ее под руку. В церковном сквере, где мы уселись, ворковали голуби.

— Роман длиною в двадцать лет, а не женаты. Все не бросала, надеялась. А потом — раз, и трамвай уехал, молодость кончилась. Сын вырос, женился. Кому ты нужна? Никому.

Глядя на нее, я впервые ощутил власть над ним. Я понял, что могу убить его — там, в ее сознании. Убить одним словом, освободить. Но тогда и моей жизни пришел бы конец.

Без него и мне нечего было бы здесь делать.

Я сказал, что ничего не знаю. Слышал, что он оказался в эпицентре, но выжил. И уехал по монастырям.

— Знаю, знаю… — Она устало отмахивалась.

— Эту песню я уже слышала.

— Так, значит, ничего? Пусто?

Она выбросила сгоревший до фильтра окурок и не прощаясь пошла к метро.

Только теперь заметил, что никакого тубуса у нее нет.

— Ладно, извините нервную бабу! — обернулась.

И, смешно размахивая руками, как будто слегка пьяная, пошла дальше.

Как же я завидовал ему в тот момент! Обо мне со времени Таиланда ни одна живая душа не вспомнила.

Подняв голову, я увидел на фасаде собора трех ангелов.

Клуб любителей книги собирался завтра ночью.

40

Машины шли по Пятницкой плотным потоком, заливая тротуар искусственным светом. Блики от фар падали на стены церкви Святой Троицы; на витрины мебельного магазина; желтый поток световых частиц льнул к решетке на воротах; к высоким эркерам; обволакивал посольские флаги и будки охраны. Отражения автомобилей проплывали в окнах ресторанов и бюро путешествий; винных лавок и магазинов обуви; они были на экранах банкоматов и даже в очках пешеходов, которые стекались по улицам к метро и исчезали в подземных переходах.