Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2006)

6 Восстановление времени благодаря памяти, воспоминание и припоминание — одно из «частных проявлений всеединства» и стержень духовной жизни по А. Штейнбергу. Из дневника 24 апреля 1955 года: «Ох, какие два года! „Лучше не вспоминать?” — Нет, всегда, в любых обстоятельствах. — Да здравствует Память! Да скроется тьма! Мой вариант Пушкина!». Из эссе 1961 года «Подражание своей собственной памяти»: «Пришло на ум поразившее меня воспоминание: я часто веду себя так, как если бы я подражал стихийной работе памяти. Она, подобно свободно текущей реке, влечет в себе все, что попадется, что бы ни попалось: и плотно нагруженные судна ценимой и ценной эрудиции, и отражения высокого облака, и саму синеву неба, но и всякий сор и вздор. Память — несущую и выносливую — я с детства ценю и все снова ей удивляюсь (мне она подарена в колыбели природою матери) <���…> Само собою, память объединяет и сводит многообразие лиц, в которое преломилась моя жизнь, к какому-то общему знаменательному корню, но докопаться до него — нелегкая задача…»

7 Авторские квадратные скобки в последних письмах отмечают разные временные уровни сознания.

Проблемы так называемого «Каменноостровского (Страстного) цикла», вобравшего в себя наиболее значительные лирические стихотворения последнего года жизни А. С. Пушкина, мучают воображение исследователей на протяжении последних десятилетий.

Дело в том, что четыре стихотворения поэт пометил римскими цифрами II, III, IV и VI, а I и V и, возможно, VII — никак не обозначил (то ли не написал, то ли не дописал, то ли не мог предпочесть, то ли забыл о намерении, то ли не успел…). Все это сообщает «циклу» интригующую завещательность и не может не беспокоить праздные умы. В книге «Предположение жить. 1836» 1 я, как мог, уже касался этого, и, казалось бы, хватит. Однако от моего агента поступили новые Х-материалы…

А. Битов.

1. «А я пошел дальше вас!..» (корреспондент Боберов)

Как ты, да я.

«Моцарт и Сальери».

...Сами себе иззавидовались! — писал мне мой корреспондент-пушкинист А. Боберов из Мытищ. — Пишу тебе ночью, в четыре утра, в больнице, причем пишу во тьме, на ощупь.

Ошибка нашего восприятия в том, что для нас Пушкин — все время Пушкин. Между тем он не сразу им стал и поэтому погиб. Сначала и он был комок кричащий и несмышленый. Потом стал носителем фамилии своих родителей, про которых кому-то было известно, кто они такие. Лишь с 12 лет Пушкин: Петербург, Лицей, «Зеленая лампа», «старик Державин» еtc. Конечно, такого идиота нет, что думает, что родился бронзовый отрок, Опекушин или Аникушин, размером с настольную зеленоватую лампу, а потом стал расти и дорос до площадных размеров, то есть до наших с вами времен. Таких идиотов, конечно, нет, однако мы именно такие.

Нет сил молитву прочесть…

Андрей Георгиевич! Состояние мое миновало (Пушкин помог…), продолжаю свой «ответ Чемберлену» более осмысленно.

Андрей Георгиевич! Конечно, вам нечего больше сказать, я вас понимаю и не осуждаю. Переиздание ваше роскошно и мне недоступно. Не на мою пенсию. Так что в этом смысле спасибо за присылку. Хотя могли бы и сразу прислать, еще в 1999 году, благо использовали меня напропалую, еще двадцать лет назад, ехидно на меня ссылаясь. Ладно, воруйте! все теперь... но хоть бы не перевирали!

Идея читать Пушкина подряд, что он написал, конечно, моя! Вы назвали это непрерывный текст, опубликовали, и — пожалуйста! она уже ваша! И все-таки, как мне ни больно, что вы меня обобрали, приятно подержать такую книгу в руках! ВЭБ2 и Пушкин, подумать только! «...под залог шалей и серебра». Вы-то ничего небось, кроме Пушкина и меня, не заложили... Впрочем, комментарий М. Н. Виролайнен превосходен (недаром она отмежевывается от вашего произвола в расположении текстов), а факсимильная «Капитанская дочка» вне похвал. Это же надо — тиражировать единственный в мире экземпляр! Но и тут не вы первый: В. В. Набоков задолго до вас закончил свой четырехтомный комментарий к «Евгению Онегину» именно таким образом, факсимильно воспроизведя прижизненное издание романа. Но сама «Капитанская дочка»!! — в жизни такую не видел: надо же еще и такое пережить! особенно любуюсь штампом библиотеки и исходящим номером на титуле. Портрет ваш на суперобложке отвратителен!

Впрочем, идея, конечно, у многих была раньше, чем у вас, даже у П. В. Палиевского... сделать надо! тут я могу отдать вам должное, вашей предприимчивости: академическое собрание по этому принципу вы опередили.

Впрочем, все равно не вы первый: один отличный прецедент имел место до вас: Н. Эйдельман с его «Болдинской осенью»3. У него это вышло и изящней, и оправданней, без вашей немецкой последовательности и тупости. И все равно я пошел дальше вас всех!!!

Опять услышу: «Пушкина не троньте!»

А он на оборотах Пиндемонти

Творил что хочешь, не стыдясь нимало

Незнанья языка оригинала.

Едва взглянув, узрев на горизонте

Громаду Гёте или Ювенала,

Помножив их на свой летучий гений,

Лишь сделал их живей и современней.

Я посягнул на реставрацию т. н. «Каменноостровского» цикла (или, как его, кажется, обозначил г-н Старк, «Страстного»). Эти II, III, IV, VI («Из VI Пиндемонти») так гипнотизировали исследователей, как меня и вас. Сколько их было! Что только не подставляли на место пропущенных I, V и VII!! Вы в своем «Предположении» были, пожалуй, немного трезвее. Но зачем же было так бунтовать против «Памятника»?! это у вас что-то школьное. Тут даже Роднянская с Гальцевой4 имели повод вас покритиковать. Ведь если понимать этот цикл как «Страстной», то, кроме семи дней недели, остается и восьмой, любимый праздник Александра Сергеевича — Вознесение. Чем «Памятник» не Вознесение над нашей, земной плоскостью? Но и заподозрить АС в тупом следовании плану Страстной Недели нелепо. Великий Пост и Страстная Пятница наличествуют в цикле, но остальное все может быть притянуто только за уши, настолько это личное и принадлежащее его собственным страстям. Совмещение своих страстей с Христовыми, я полагаю, им отвергается (см. «Мирскую власть»).

В конце концов, у Пушкина неизвестно, что бездоннее — замысел или творение. Вы справедливо выписываете его лирику 1836 года в хронологический ряд и сразу отвергаете первое, «Художнику», как более случайное и к делу не относящееся. А я походя построю вам скульптурный, скажем, цикл, вместо «Страстного», причем в той же хронологии.

Грустен и весел, вхожу, ваятель, в твою мастерскую: