Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2009)

— Спасибо, — благодарит судья. — Слово предоставляется представителю обвинения.

Обвинитель, бойкий седовласый мужчина с иронической усмешкой и с интонацией человека, который прав, когда все остальные не правы, говорит:

— Прошу вызвать свидетеля обвинения Быстрова Владимира Михай­ловича.

На трибуне — Быстров-младший.

— Я хочу сказать, — говорит он, — что русская интеллигенция всегда выбирала путь сопротивления любой власти, не допуская и мысли, что она, то есть власть, может быть иногда права в своих действиях. Но с такой же вероятностью мы можем допустить также и мысль, что власть может быть не права.

— Извините, — прерывает обвинитель. — Ответьте на конкретный вопрос: вам известно, что вашего брата хотят убить?

— В какой-то мере. Я слышал об этом по телевизору. Правда, я, как истинный русский интеллигент, не верю телевизору. И газетам.

— Так вам известно или нет? — настаивает обвинитель.

— Ваша честь, я протестую! — вскакивает защитник. — Это давление на свидетеля!

— Протест принимается, — кивает судья. — Прошу задать вопрос в более корректной форме.

— Вам известно… — заново начинает обвинитель.

— Протестую, ваша честь, это подсказка! — кричит обвинитель. — Представитель обвинения подсказывает, что свидетелю что-то известно, хотя свидетель только что сказал, что ему ничего толком не известно.

— Я только… — вмешивается Быстров-младший.

— Не перебивайте! — рявкает судья. — Иначе я вынужден буду удалить вас из зала. Отвечайте на поставленные вопросы. Обвинитель, вы когда-нибудь сформулируете нормально вопрос?

Обвинитель слегка растерян, но бодрится.

— Скажите, свидетель…

— Протестую, ваша честь! — вскакивает обвинитель. — Это опять подсказка! Он говорит ему «скажите», хотя только что мы убедились, что свидетелю нечего сказать!

— Протест принимается, — говорит судья. — Свидетель, вы можете остаться в зале или подождать в коридоре. У обвинения есть еще свидетели?

— Да, ваша честь. Я прошу вызвать жену моего клиента Светлану Петровну Быстрову.

Светлана на трибуне.

— Ваша честь, я подтверждаю, что моего мужа собираются убить.

— Протестую, ваша честь! — кричит защитник. — Показания не по существу дела!

— Протест принимается, — кивает судья и разъясняет Светлане: — Иск вашего мужа сформулирован следующим образом: такие-то и такие-то представители государства хотят его убить. Хотят, а не собираются. Собираются или нет — другой вопрос. В заявлении указано — хотят. Улавливаете разницу? И наша задача — выяснить, хотят или не хотят. А собираются или нет, это предметом сегодняшнего разбирательства не является.

— Они хотят! А этого делать нельзя! Потому что он хороший, добрый, умный человек!

— Свидетельница! — прерывает судья. — Я вынужден вас удалить за оскорбление суда и явную дачу ложных показаний!

— Но чем… Как? — растеряна Светлана.

— Сказав, что ваш муж хороший, добрый человек, вы намекнули, что присутствующие, и в том числе я, нехорошие и недобрые люди. Это оскорбление. При этом ваш муж не может быть умным, потому что умный человек никогда не подаст в суд на государственные органы. То есть это явная ложь с вашей стороны. Прошу вас покинуть зал заседаний!

Светлана, плача, идет к двери. Судья смотрит на ее фигуру:

— Секундочку!

Она останавливается с надеждой.

— А вы что вечером делаете?

— Я?.. Не знаю… Я…

— Телефончик в приемной оставьте, я позвоню.

Светлана, вконец растерявшаяся, выходит.

— Ну что ж… — говорит судья.

И тут звонит телефон, он берет трубку. Слушает. В зале переговариваются.

— Тихо! — кричит судья. И в трубку: — Да. Конечно. Конечно. Без вопросов. Спасибо.

Кладет трубку.

И:

— Мое решение таково: обвиняемый, несомненно, виновен. Я вас имею в виду, — указывает он на Быстрова.

— Я истец!

— Мне лучше знать, кто вы. Вы обвиняетесь в клевете, подрыве государственного строя и организации заговора.

— Какая же клевета? Меня убить хотят!

— Никто вас убить не хочет — и мы этот вопрос уже прояснили! Собираются — да. В силу необходимости. Но это не значит, что хотят! Они не хотят, они вынуждены. А вы обвиняете, что хотят! Это клевета.

И я вынужден вынести приговор…

Судья мешкает, звонит по телефону:

— Извините, а сколько дать?

Слушает.

— Понял.

Кладет трубку. Объявляет:

— Пять лет в колонии общего режима с отбытием наказания в условной форме! Освободить из-под стражи в зале суда. Что, нет стражи? Ну, пусть так идет.

Братья Быстровы выпивают в доме Владимира. Надежда выходит с тарелкой, со стуком ставит ее на стол.

— Ты чего это? — спрашивает Владимир.

— Того! Лишь бы повод — выпить! — уходя, ворчит жена.

— Я не с кем-нибудь, а с братом! — кричит ей вслед Владимир. И поднимает стопку: — Твое здоровье.

— Оно мне больше не понадобится, — мрачно отвечает Вадим.

— Зря ты так. Нет, я понимаю, обидно, неприятно. Но как советуют мудрецы? Если не можешь изменить обстоятельства, надо посмотреть на них с другой стороны.

— Это с какой?

— Им что важно? Они же бьют своих — чтобы свои же и боялись.

А если ты будешь чужой, это совсем другой резонанс! Это международный скандал, понимаешь?

— Но я же не чужой.

— А кто тебе мешает им стать? Представителем, например, оппозиции и в каком-то смысле добровольной жертвой. Пострадать за правду и справедливость. За народ. Я знаю кое-кого в ЦК КПСС.

— Ты не бредишь? Какая еще КПСС?

— Отличная партия, между прочим. Это не то, что ты думаешь. Коллективный Подпольный Союз Справедливости.

— А другие не коллективные?

— Нет, конечно. Там никого, кроме руководства, нет. У них съезд как раз послезавтра, надо пойти.

— А через пять дней — вторник.

— Ничего, брат, успеем! Кстати — я так, на всякий случай, — ты завещание составил? У тебя библиотека хорошая, а дочь и жена читать не любители. Растащат кто попало.

И вот братья подходят к зданию, где на фронтоне транспарант: «2-й съезд Коллективного Подпольного Союза Справедливости».

Здание охраняют милиционеры. Вокруг — толпа возмущенных обывателей с плакатами: «Долой справедливость!», «Не хотим перемен!», «За веру, царя и Отечество!», «Руки прочь от власти!».

На входе братьев осматривают, шмонают.

— Где делегатские мандаты? — спрашивает человек в штатском.

— Это наши, наши! — кричит некий функционер.