Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2011)

И зато с тех пор весьма умён.

Я-то, в общем, и не жду подмоги.

Все мы помираем по дороге:

кто — оттуда или кто — туда.

До сих пор не знаю, что тут лучше.

Э, пустое дело, просто случай.

Ватку в уши, горе не беда...

10

Поутру она, как лещик,

одеялом в спальне плещет:

то нырнёт, а то всплывёт.

Сон ещё в обводе века:

нет покуда человека —

просто дышит, не живёт.

Но уже проснулись в доме

и машины на подъёме

в озверении рычат.

И накидан корм под сеткой

у закупленных соседкой

бледно-дымчатых крольчат.

Как нас учит “Камасутра”,

хорошо в такое утро

выйти в поле одному,

прочитать страницу прозы,

где летят к воде стрекозы…

Поразмыслить что к чему.

Но тебе-то что, засоне!

Утки крякают в затоне

лишь в полутора верстах.

Дребезжит стекло в окошке.

Снова гости мстятся кошке.

Всё покуда на местах.

Вон ты вскинулась — и сразу

мир вступил в другую фазу:

в ту, в которой только ты.

И ненужной стала книжка.

Хрустнул день, как кочерыжка,

весь кочанной чистоты.

ВЛАДИМИР МАКАНИН

*

ДВЕ СЕСТРЫ И КАНДИНСКИЙ

Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской области. Окончил МГУ. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.

Роман

Изо всех продуваемых щелей вдруг начнут выползать они … Шепча!.. Вышептывая из себя задним числом свою вину и свою давнюю рассудочную боль.

Бедолаги. Их поставят в самую середину насмешек.

Но они вышепчут свое и выползут! Миллионноногая толпа. Тыщи тыщ. Стукачи, осведомители, информаторы.

Они пинками укажут место всей забубенной ораве наших нищих... всех видов и расцветок.

Кого — куда. Убогих, к примеру, в закутки.

Бомжей — в их норы.

Любовные парочки, заодно с алкашами, — затолкать по темным подъездам!..

Пенсионеров праздных — в их ободранные пятиэтажки. Без колебаний! В их конуры! По их теплым сортирам! Если они у них теплые!

Всех подчистую выдавить, вытолкать с перекрестков. С улиц. С площадей... А сами вперед-вперед-вперед в колоннах по восемь! Грандиозный парад покаяния!..

Стукачи будут первыми из наших кающихся.

Он сам попросится.

Ему надоело шепотком. Ему не в кайф доносить скоропортящиеся, устаревающие, уже вчерашние сведения.

Он скажет громко, в голос… Я — стукач, я был. Я был… Я был… Но теперь я хочу с вами…

Из эссе 90-х

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

И снова она полна счастьем… Да?

Да!..

Ольга счастлива. Такая вот минута — счастливая тихая минута молодой женщины.

Раннее-раннее утро, а в ее К-студии уже гость, и этот гость по-мужски самозабвенно (и тоже, надо думать, счастливо) спит в ее постели. Он, разумеется, не просто гость. Он — ее любовь. Он — Артем… Артем Константа, так его зовут все… Да, любовь, вот она, обрушилась на Ольгу. Любовь словно бы собралась сделать из Ольги какую-то другую женщину… Другую?.. Но какую?.. Ведь свободно и легко!

И в голове ее, и в сердце — как в уже прожитой первой юности! Как после легкого… сладкого… южного… что там еще?.. крымского… солнечного… вина!

Но…

Уже не спится.

Если порассуждать… Если без излишнего волнения. Без стучащего сердца. Если совсем-совсем спокойно… Артему сорок лет. Он — набирающий силу и уже сколько-то известный общественный деятель с яркой харизматической кличкой Артем Константа.

И ведь они оба подходят — она ему, а он ей, еще как впору!.. Всё-всё-всё, даже по летам. Ему сорок — ей тридцать…

Ольга возле постели, смотрит на спящего со сдержанным восхищением. Он умен, образован… Она сделала выбор. Но, конечно, волнение! Она женщина, она побаивается этих утренних сладких самооценок, ласкающих женское ухо… все-таки?.. не поспешила ли. У нее бывали ошибки.

По-ночному мягко, вяло Ольга набирает телефонный номер. Вот-вот утро… Там, на другом конце Москвы, проснулась, уже на ногах, ее сестра Инна — и вот уже младшая сестренка напористо, атакующе выспрашивает у старшей:

— Он спит?

— Спит.

— А ты?

— Сторожу его сон.

— И сторожишь сама себя от ошибки?

— Что-то вроде.

— А толпы растерянных! А жуткая копеечная бедность… Всюду карманники! Сумасшедшие пикетчики… Оль! А сколько нищих!

— Куда теперь деться!.. Исторически необходимое смутное время.

— А пустые магазины? — продолжает младшая. — А хапуги! А воры! А драки в очереди за водкой!.. Вчера, Оль!.. Мужику проломили башку его же бутылкой…

— А у меня любовь, — поддразнивает сестру Ольга.

— Оля! Наши улицы — уже совсем не наши. Барахолка!.. А какой вразброс бартер! Не хочешь ли купить и тут же сменять сахар на презервативы? А рис на бронежилеты?.. Инфляция все равно сожрет зарплату! за неделю! За три московских дня!..

— А у меня любовь.

— Съешь сбережения, что дальше?.. А какой беспредел на улицах. Бездомные, беспризорные пацаны — с голодным волчьим взглядом! Волчата! Как будто война прокатилась!.. А у тебя — любовь…

Тут Ольга уточнила, подправила младшую:

— А у меня любовь и Кандинский.

Ей хорошо в ее неглубокой, но с утра такой ласковой, милой, греющей жизненной колее.

Гудки.

— Инна, Инна!.. Да что такое! Опять прервали…

*

Телефонная связь восстанавливается не сразу. Повесив трубку, Ольга ждет звонка и маячит по студии… Почему бы ей поутру и не походить туда-сюда в знакомых пределах?.. Свои стены.

Студия — большое полуподвальное помещение в недрах обычного девятиэтажного дома. Когда-то из этого полуподвала выглядывала пригретая площадка для показов опальных художников. Теплое теневое местечко. И заодно — тусовка для всякого рода инакомыслящих. Известное, но не слишком скандальное было место.

Однако сейчас уже начало девяностых, и в духе перестроечного времени здесь проросла К-студия, или просто — студия “КАНДИНСКИЙ”, где вполне легально пропагандируется живопись знаменитого авангардиста. И так получилось, что безумным краскам Кандинского здесь в кайф. Уют признания! Наконец-то!.. Голодноватый, полуподвальный, но заслуженный честный покой.