Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2008)

Первый раунд схватки заканчивается вничью. Ллевлин обнаруживает передатчик и поджидает врага в номере отеля с обрезом наперевес. Тот фирменным приемом вышибает замок своим кислородным баллоном. Дальше бой переносится на ночные улицы. Свистят пули, звенят разбитые стекла машин. Ллевлин вскакивает в одну из них, бросив водителю: “Не задавай вопросов!” — и тут же пуля попадает водителю в горло, откуда фонтаном хлещет кровь… Круто! То идеальное единство изображения и коротких, снайперски точных реплик, неспешного ритма и напряженного action, вовлеченности и иронии, от которого захватывает дух у поклонников жанра.

Подстрелив друг друга, герои расползаются каждый в свою нору — зализывать раны.

И для заполнения паузы, образовавшейся в драке, Коэны выводят на сцену нового персонажа. Карсон Уэллс — экс-полковник, “гениальный сыщик”, болтливый и самоуверенный шут гороховый (Вуди Харрельсон), нанятый владельцами денег, чтобы отыскать Ллевлина, бегающего с чемоданом, и Чигура, который явно вышел из-под контроля. Пока вьетнамский ветеран отлеживается в больнице с раной в боку на мексиканской стороне Рио-Гранде, а его противник в номере отеля самостоятельно извлекает пулю из простреленного бедра (грандиозный аттракцион!), бойкий полковник времени зря не теряет: он отыскивает и Ллевлина, и чемоданчик, припрятанный в зарослях у реки… Но тут его самого, на беду, находит Антон Чигур.

Разговор двух джентльменов в номере очередного отеля. Полковник сидит в кресле, то и дело вытирая лоб, покрытый каплями пота. Убийца — напротив, положив на колени устрашающего вида ружье с глушителем. Карсон Уэллс торгуется за свою жизнь: он готов отдать деньги и выйти из игры. Но Чигур ему а) не верит; б) хочет другого: бабки к его ногам должен принести тот, кто их взял, кто вообразил, что может тягаться с ним, всесильным исчадием Ада, — то бишь Ллевлин. А полковнику, ветерану Вьетнама, докатившемуся до суетной работы на мафию, Чигур бросает презрительно: “Так чего стоят твои принципы, если ты сейчас сидишь здесь?” — и преспокойно пускает пулю в живот.

Затем, задрав ноги на кровать, чтобы не испачкать в очередной луже крови щегольские ковбойские сапоги, Чигур беседует с Ллевлином по телефону. Диктует свои условия: “Если ты отдашь деньги, я пощажу твою жену, хотя тебя все равно убью. Ты у меня в списке”. — “Погоди, — отвечает Ллевлин. — Я сам до тебя доберусь!”

Дальше по всем правилам герои должны двинуться навстречу друг другу, чтобы схлестнуться в финальном, отчаянном поединке. Но ничего этого не происходит. Именно в тот момент, когда зритель уже сидит, вжавшись в кресло, в ожидании грандиозной развязки, Коэны эффектно обрушивают свою идеально симметричную жанровую постройку и смешивают все карты. В последней четверти фильма действие движется какими-то рывками, намеками; самые важные события остаются за кадром, а те, что в кадре, либо незначительны, либо не поддаются однозначной интерпретации.

“Хорошего парня” Ллевлина, к которому зритель уже прикипел, как к родному, как-то вдруг и невзначай убивают. Сам момент убийства нам не показывают, но ясно, что Ллевлина пришил вовсе не Чигур, а его туповатые конкуренты — шумные мексиканцы, которые тоже шли все время по следу денег (эта линия присутствовала в картине где-то на периферии экранного действия).

Мудрый шериф приезжает к месту перестрелки, когда все кончено, чтобы снять шляпу перед юной вдовой, посмотреть на труп Ллевлина в морге, обсудить с местным коллегой повреждение нравов и… непостижимым образом упустить Чигура.

Ночью герой Томми Ли Джонса приходит в опоясанный полицейской лентой номер, где совершилось убийство. Он догадывается, что маньяк придет туда в поисках чемоданчика. В тот момент, когда Белл стоит с пистолетом под дверью, нам показывают, что Чигур внутри: притаился в темноте, и луч света, проникающего с улицы сквозь отверстие выбитого замка, ложится отблеском на его оружие… Но, войдя в номер, шериф маньяка не обнаруживает. То ли через окно ушел, то ли в вентиляцию просочился, то ли испарился, как привидение. Тяжело выдохнув, старик садится в кресло и печально глядит на следы недавнего и явного пребывания Чигура в номере: вывинченные шурупы вентиляционной решетки, монетка на полу… Поединок добра и зла отменяется. Старик опять опоздал.

Это — переломный момент картины, когда лихорадочное напряжение схватки вдруг падает до нуля и четкая логика жанра полностью уступает место зыбкой, иррациональной стихии печали и обреченности.

Шериф Белл едет в бунгало к какому-то древнему старику — напарнику своего покойного отца, чтобы поговорить о былом, об оставленной когда-то семье, о выходе на пенсию, о стране, которую не спасти, и о Боге, который так и не снизошел в его, шерифа, жизнь, так и не позволил совершить что-то значимое.

Чигур отправляется к вдове Ллевлина, только что похоронившей мать, чтобы пристрелить бедную женщину. Ведь он обещал ее мужу… Правда, проявляя неслыханный гуманизм, убийца предлагает ей сыграть в орлянку на жизнь и смерть. Карла Джин отказывается: “Это вы должны решить, а не монетка”. — “Я решаю так, как скажет монета”. Непонятно: то ли Чигур мнит себя орудием фатума: “Рок, мэм, ничего личного”, — то ли ему важно в очередной раз продемонстрировать жертве, что человеческая жизнь и смерть значат для него не больше, чем слепая случайность… Принципы Чигура так до конца и остаются туманными. Равно как и сама эта фигура: то ли ходячая Смерть, инфернальный посланец иных миров, то ли псих, помешавшийся на жажде власти.

Самого убийства мы опять не видим. Но оно имеет место, судя по тому, как внимательно осматривает Чигур на крыльце дома подошвы своих ботинок. После этого он попадает в абсолютно случайную, бессмысленную автокатастрофу, ломает руку, покупает рубашку у мальчишек-велосипедистов (точно так же торговал куртку у прохожих мальцов раненый Ллевлин на мосту через Рио-Гранде) и уходит в никуда с подвязанной рукой, из которой торчит окровавленная кость.

Кому в итоге достался чемоданчик с деньгами — неясно.

Последний эпизод: шериф рассказывает своей подруге сон про отца, который уже развел костер, чтобы встретить сына на следующей стоянке, то бишь — на том свете. На словах “После этого я проснулся” — фильм обрывается, оставляя зрителя в полном недоумении: что это было? Многие даже решили, что им забыли показать последнюю часть.

Зрительский “облом” тем сильнее, что картина действительно эмоционально затягивает. Актеры выкладываются так, что мужественному, немногословному мачо — герою Бролина — нельзя не сочувствовать; маньяк Бардема — интригует и вызывает чисто синефильское восхищение; а от героя Томми Ли Джонса с его испещренным морщинами благородным лицом и мудрым прищуром ждешь если не подвигов, то хотя бы интеллектуальных прорывов. Но Коэны в итоге выстраивают абсолютно безысходную картину реальности, где мудрость бессильна, сила бессмысленна, а Бог молчит. Где нет места не только и не столько старикам, сколько самой категории смысла.