Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2009)

Наталья Ключарева. О стихах. — “Органон”, 2009, 14 февраля .

“Прозу я воспринимаю как ясность и достоинство. Стихи — совсем другое состояние. В них есть что-то, делающее человека жалким, невластным в самом себе, нелепым. Как будто тебя, беспомощного, вверх тормашками швыряет шторм. Со стороны это могло бы выглядеть смешным, если бы жуть происходящего не перекрывала все остальные чувства”.

Наталья Ключарева. О Тернере. — “Органон”, 2009, 14 февраля.

“Тернер увидел мир, пронизанный невидимыми силами. И все видимое вытягивается вдоль этих силовых линий, являя неявное через искажение привычных форм. Иногда эти силы приглушены, едва проступают (но всегда присутствуют) — и тогда из-под кисти Тернера выходит более или менее классический пейзаж. Но чаще они напряжены (художника привлекают именно такие моменты) — и зримый мир выходит из берегов, теряет устоявшиеся очертания, обнажает свою иллюзорность, как тютчевский покров, накинутый над бездной. Картины Тернера — это и есть пульсация бездны сквозь привычную и нестрашную видимость вещей. <...> И вдруг оказывается, что бездна залита светом. Прохладным, не обжигающим, но неожиданно — нежным. Если в картинах Тернера и есть что-то обращенное к людям, то, возможно, это весть о том, что предстоящая нам бездна по сути своей не мрак, но — свет”.

Кирилл Кобрин, Андрей Лебедев. Апология старомодности. — “Октябрь”, 2009, № 1.

Два текста — об одном. “В конечном счете вопрос о старомодности есть вопрос о нашем праве на свое время , что на практике выражается в праве на медленность . <...> Как уверяют философы, в современном развитом мире подчиненность иерархическому принципу вертикали, религиозной и социальной, сменилась демократической горизонталью политкорректно уживающихся друг с другом существ. И все же опыт такого сосуществования показывает, что уважение к ближнему своему еще не способно наполнить жизнь смыслом. Остается нечто — пустяк, сквознячок, исходящий неизвестно откуда, из-под звездного свода. Освобожденный от диктата коллективных сверхмифов мыслящий человек оставлен один на один с этим сквознячком и должен самостоятельно выбирать форму взаимодействия с ним, должен медленно переизобретать традицию и соответственно — быть старомодным ” (Андрей Лебедев) .

“При этом „старомодный” и „устаревший” — разные вещи. Начать с того, что они принадлежат совершенно разным типам мировоззрения. Устаревшие вещи, представления, принципы, произведения искусства существуют только для тех, кто мыслит в категориях прогресса; причем — линейного прогресса. <...> Прогрессистское сознание давно перестало быть единственным, господствующим в западном мире, но оно, как ни странно, царит в мире, который мнит себя самым современным, актуальным, — в мире людей искусства, арт- и кинокритиков и им подобных. Для них тот же Гринуэй, безусловно, устарел — ведь закончилась эпоха, в которую они его записали (как бы она ни называлась, например „постмодернизм”). Точно так же устаревшими стали и фильмы, снятые дрожащей камерой, и персидские киноковры, а скоро устареют и дурацкие документальные фильмы известной политической направленности. <...> Такое направление некоторых умов породило и ответную реакцию. Появилась разновидность людей, профессионально стилизующих себя под „старомодность”. Более того, „старомодность” стала модной — о ней много рассуждают в интервью и даже пишут книги. Любопытно, что эти книги отличаются повышенной агрессией; главным орудием рассуждения в них становятся проклятия в адрес всего современного: провозглашается, скажем, ничтожность всего современного искусства или всей современной музыки. Такая агрессия выдает неуверенность, внутреннее смятение провинциального эстета, напялившего дедовский костюм в клеточку и вышедшего выгулять дядину трость; защита „великого искусства” (этики, философии, науки, религии) прошлого не выдает ничего, кроме скудоумия и скверного характера патентованного консерватора. Прежде всего потому, что он просто не понимает , о чем идет речь. Для него Бетховен лучше Филиппа Гласа только потому, что первый жил раньше, а второй — сейчас. Собственно говоря, все мертвые лучше всех живых, тогда как для сторонников „актуального искусства” все наоборот. Эти две позиции — правое и левое полушарие коллективного мозга, мыслящего в категориях линейного прогресса” (Кирилл Кобрин) .

Комплекс очевидца. Леонид Юзефович — о 1990-х и о новом романе. Беседовала Елена Дьякова. — “Новая газета”, 2009, № 19, 25 февраля.

Говорит Леонид Юзефович: “В истории строить концепции тем проще, чем меньше ты знаешь. А когда погружаешься в эпоху… ни одна концепция не уцелеет при глубоком погружении. Есть же неразрешимые проблемы. Следует понимать это и не уплощать, не упрощать. Не примыкать ни к какой стороне: не потому, что эта сторона плоха, а та хороша. А потому что любая партийность — упрощение, она грозит утратой стереоскопического взгляда на жизнь. Свидетелю следует разобраться со своими чувствами и писать, уже остыв, как пишется исторический роман”.

“Я не аналитик, у меня нет аналитического дара. Я всю жизнь любил стихи и всегда считал, что единственный способ доказать, что стихотворение хорошее, — с чувством прочесть его наизусть. Никаких объективных доказательств тут нет и быть не может. Точно так же вместо анализа какого-то явления я пытаюсь воссоздать его в деталях и подобрать к нему параллели. Это чисто поэтический подход, его результатом будет не рациональное осмысление, а мерцание смыслов”.

Наум Коржавин. “Без языка”. Интервью об эмиграции и свободе, политике и стихах. Беседовал Юрий Чекалин. — “Частный корреспондент”, 2009, 27 февраля .

“Одна дура даже написала, что я „голубь мира” и чуть ли не в эстетической области. Это чистая клевета. Я в эстетической области — человек, не принимающий терпимости. Ни в интеллектуальной, ни в эстетической. В политической — да, в политической я очень терпим. И это надо. Потому что это жизнь, устройство жизни, и нужен компромисс. А мысль — она не терпит компромисса. Она требует честности, внимательного отношения к чужой мысли, если она есть”.

Борис Куприянов. Необходимое событие истории. — “Русский Журнал”, 2009, 13 февраля .

“Мировой кризис показал ущербность всей мировой политической и экономической системы, сложившейся в конце ХХ и начале XXI веков. Выход из кризиса эволюционным способом представляется возможным только для наивных оптимистов или временщиков, любителей „мутной воды”. Очевидно, выход из катастрофической экономической ситуации возможен только при тотальном пересмотре всех сложившихся институтов власти, экономики, управления, международных отношений. Тотальный пересмотр — это революционный пересмотр или, возможно, пересмотр при помощи революции”.