Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005)

С этого уровня вниз вела еще одна лесенка. Минус второй этаж, потемки. Видно только, что помещение толком не расчищено; таблички на столбиках.

Я задрал голову. В рамке появились два усатых лица, исчезли. Посыпался песок. Через секунду на землю ловко спрыгнул мальчик: метр с кепкой. В руке у него щелкнул фонарик.

Передо мной стоял карлик.

Он ухватил решетку и с необыкновенной легкостью отодвинул заслонку. Показал: иди первый, посвечу.

Я стал гусиным шагом пробираться в тоннеле. Голова задевала своды, но через пять-шесть метров луч взметнулся вверх. Я распрямился.

Помещение три на три, не больше. Каменная оградка разделяет зал на две половины. По центру каменная тумба по пояс. Карлик закатил глаза, сложил ладошки. Подземная церковь! алтарь, иконостас — нет, это не пятнадцатый век, бери дальше.

Так глубоко христиане закапывались только в римские времена.

Сунув мне фонарь, карлик указал на лаз в углу часовни. И я стал карабкаться в одиночку. Через несколько метров открылась другая комната, потом еще одна, из которой расходились все новые и новые коридоры. Подземный город с улицами-тоннелями и площадями комнат лежал в каменных складках плато. Бесчисленные загоны и закутки, ясли, антресоли, чердаки и ниши гнездились тут и там в стенах, и луч фонарика выхватывал их ломкие очертания.

Измотавшись, я приткнулся на выступ. Выключил свет, вытянул ноги. Ни звука, ни проблеска: только сердце колотится под горлом. Открыл глаза, закрыл — одно и то же.

Прошло минут пятнадцать. Я вдруг снова вспомнил Одессу. Как мы ходили в катакомбы и отец капнул свечным воском мне за шиворот. А я обиделся: решил, он это нарочно.

Сколько лет они здесь жили?

Разводили скот, готовили, молились, любили, рожали. Все начерно, временно, все по-походному. Со дня на день ждали второго пришествия. А не дождавшись, умирали с выражением недоумения на лице: как же так?

Я вздрогнул: во тьме раздался шорох. Вскинул фонарь — напротив сидел карлик: руки накрест, улыбочка.

Мы разом встали, и я больно стукнулся о каменный выступ. Карлик зевнул, потянулся. И скрылся в нише. Я вошел следом, он громыхнул невидимым железом — и в лицо ударил ослепительный свет.

57

Карлик исчез, я спустился на площадь. Напротив стояла беседка с фигуркой памятника.

Лицо у человека было плоским, монголоидным. Узкие заплывшие глаза, взгляд изможденный, погасший. На голове шапка с помпоном. Туловище обернуто в стеганый халат, выпирает тучный живот. Ноги короткие, кривые, обуты в какие-то чуни.

“Мимар Синан”, — значилось на камне.

Он смотрел из-под набрякших век на горы, мерцавшие на горизонте. И я подумал, что только горы тут и остались прежними.

Мне вдруг стало тоскливо. Я почувствовал, что тысячи историй расходятся из-под ног, как норы подземного города. Но какая между ними связь? что их объединяет? сплошные черепки; красивые, с острыми краями, осколки.

Каир, Стамбул, Белград, Иерусалим. Где только не побывал с тех пор. На пути из Мекки — предсмертный хадж! — сделал крюк, заехал в родную деревню. Правоверный вельможа, повидавший мир за горами. И владык этого мира повидавший тоже. Архитектор, чьи мечети ждет вековая слава. А он стоит и смотрит на склоны и понимает: легче мир трижды облететь на спине у джинна, чем найти горы, какими ты видел их прежде.

Снежные купола искрились в знойном воздухе, как сладкая вата. Книга, которую задумал, за один день стала чужой и никчемной; не моей. Распалась и отодвинулась от меня, как эти горы. Еще немного, думал я, и она совсем исчезнет, растворится.

И что теперь мне ее совсем не жалко.

58

Я проснулся среди ночи на мокрых простынях. Тихая грустная мелодия проникала с улицы через окно. Мужской голос выводил слова нараспев, то повышая, то понижая голос. Вздыхал, жаловался, причитал.

Я посмотрел на часы — четвертый, время ночного азана. Самый протяжный, вкрадчивый и неторопливый призыв на молитву бывает именно в это время. Нужно разбудить человека, дать время одеться и запереть свой дом.

И дойти по ночным улицам до мечети — тоже надо.

Тихо притворив дверь, я вышел на воздух. Ночью в Кайсери жара немного спадает, с горы, как из гигантского кондиционера, струится прохладный воздух.

Я блуждал по переулкам на звук азана и скоро в створе увидел мясистый силуэт минарета. Вдоль узкого переулка тянулась длинная стена без окон и дверей. Едва светилась каменная арка.

Отодвинув кожаный полог, вошел. Мечеть пустовала — только в углу кто-то сидел на ковре и бормотал молитвы.

Большой зал, мелкие купола, десятки тонких колонн. Еще пару веков, и купола сольются в огромный каменный колпак на четырех опорах.

Это и есть история османской архитектуры.

59

— Только здесь и спасаемся, — сказал кто-то по-русски над ухом. Я вздрогнул. Рядом на коврик, тяжело выдохнув, сел крупный мужчина в помятом льняном костюме.

— То есть? — Я отодвинулся. Русский? Здесь?

— Анатолийская жара! — Он поправил потемневшие от пота носки. На вид еще нет сорока, но — большие залысины. — Местные жители чудовищные жмоты. Экономят даже на электричестве. Покупают вентиляторы, но не включают их. Держат за мебель. Что делать! Кондиционер работает только в доме Всевышнего. Мы, русские, ходим сюда как в баню, только наоборот. Потрогайте, какой влажный камень. Чувствуете? — Он по-свойски похлопал колонну. — Это нужно знать толк в здешнем камне, скажу я вам. В местном климате. Чтобы сделать из камня конденсат, а? Старые мастера! Сельджуки!

— Кто-кто? — Глупый вопрос; а что спрашивать?

Он порылся в карманах, но ничего не достал.

— Забыл представиться, — назвал какое-то невзрачное имя. — Работаю в компании, которая занимается поставкой оружия. Автоматическое стрелковое для курдов, бронетехника туркам. Беспроигрышный вариант! Как только турецкое общество склоняется к Евросоюзу, выручают эти. Усиливаются исламисты — те. Схема понятна?

— В общих чертах. — Я неопределенно махнул рукой. — Но обычно люди о таких вещах помалкивают. Предпочитают не распространяться, я хочу сказать.

— А вам часто приходилось иметь дело?

Я сознался, что нет, ни разу.

— Так откуда вы знаете? — весело отозвался он. — Только не смотрите на меня с таким ужасом. Курды, турки, какая разница? “Мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности”?