Тони Парсонс - Stories, или Истории, которые мы можем рассказать

Они проехали на метро до западного района города — Хаммерсмит — и отправились в «Одеон» — имя Терри значилось в списке на двери, плюс один человек. Он пообщался с пресс-атташе из «Меркьюри» и умудрился провести двоих. И вечер получился просто отличный — на сцене играли Том Петти и «Харт-брейкерз», один из того малого числа коллективов, относительно которых друзья сошлись во мнении. Достаточно быстрый и агрессивный для Терри, достаточно шумный и волосатый для Рэя и имеющий неоспоримое сходство с Диланом — достаточное для того, чтобы и Леон остался доволен. Друзья вскидывали вверх кулаки и подпевали под «American Girl» и другие хиты. И хотя, как заявил Терри, настоящими «Хартбрейкерз» были только с Джонни Сандерсом, в выступлении этой команды было что-то совершенно необычайное. Их музыка напоминала вещи, которые они слышали в детстве на пиратских радиоволнах, но тем не менее эта музыка была бесспорно новой. Возвращаясь в черном автомобиле такси на квартиру к Терри, троица увлеченно спорила.

— Да ну на фиг. — заявил Леон, и Рэй с Терри рассмеялись, потому что этот баклан визжал под «American Girl» громче их двоих, вместе взятых.

— Но ты же терпеть не можешь хиппи, — обратился Рэй к Терри, когда они тащились по затхлому коридорчику в комнатку, которая обходилась ему в шесть фунтов в неделю. — Ты же ненавидишь всех хиппи без исключения!

— Мне многие хиппи нравятся, — возразил Терри. — А Том Петти, кстати, не хиппи.

— Тогда назови мне хотя бы одного хиппи, который тебе нравится.

Рэй включил обогреватель в комнате Терри. Они останутся здесь на всю ночь. Будут болтать о музыке, слушать музыку. Пить водку, пока она не кончится, курить, пока не закончатся сигареты. Может быть, ухватят часик-другой сна перед рассветом, а затем сядут на автобус и поедут в «Газету».

— Джон Себастиан. Мне нравится Джон Себастиан.

— «Лавин спунфул», — задумался Рэй. — Он был немного похож на Джона Леннона.

— Один из величайших композиторов всех времен. «Summer in the City», «Nashville Cats». — Терри откупорил бутылку «Смирнофф» и разлил водку по трем грязным чашкам. — Просто потрясный композитор! «Do You Believe in Magic?», «Rain on the Roof»… Я просто обожаю этого парня! Он лучше Дилана!

— Ерундень это полная. — Леон скинул ботинки и улегся на матрас. — «Warm Baby», «Never Goin’ Back», — продолжал Терри. — Один из тех американцев, которые по уши влюбились в «Битлз», но при этом и в собственной музыке не разочаровались. Блюз, кантри — смешение стилей! А еще — он переспал с тринадцатью женщинами в Вудстоке.

Леон сел, наконец впечатленный.

— Кто? Джон Себастиан? Тринадцать телок за три дня?

Терри кивнул.

— Переспал с тринадцатью в Вудстоке и при этом нашел время выступить. — Он начал лихорадочно рыться в своей коллекции пластинок. — А потом, когда с «Лавин спунфул» было покончено, Джон Себастиан продолжал писать классные песни — стал внештатным музыкантом, наемным композитором! Он сочинил ту потрясающую песню для «Эверли бразерз» — «Истории, которые мы можем рассказать». О том, как ты едешь на гастроли, сидишь на кровати в мотеле и вспоминаешь обо всем, что ты видел и делал. «Эверли бразерз» сделали неплохую версию, но версия Себастиана — вот это действительно вещь…

Терри откопал старый потрепанный альбом под названием «Тарзана кид». Винил был поцарапан и истерт, и, когда Терри опустил иглу на дорожку, Рэй мог поспорить, что эта пластинка была одной из самых любимых в коллекции. У каждого из них были такие пластинки. И троица сидела и слушала эту непризнанную и вроде бы ничем не выдающуюся песенку, голос Джона Себастиана под аккомпанемент вздыхающих гитар, и Рэй подумал, что из тех песен, которые он слышал в своей жизни, это лучшая песня о дружбе.

А затем к ним в дверь постучали.

За дверью стоял парень из соседней квартиры, который был менеджером пары никому не известных групп. А позади него — Мисти, запыхавшаяся и смеющаяся, с дешевым чемоданом. Все вместе они помогли ей внести вещи — в этом принял участие даже сосед, потому что для такой девушки, как Мисти, мужчины на многое были готовы. И Терри изо всех сил старался скрыть свое удивление, что она вдруг решила переехать к нему, даже не посчитав нужным предупредить. Когда все ее вещи перекочевали за порог, все сконфуженно уселись, а затем Рэй с Леоном шустренько допили то, что оставалось у них в чашках, и распрощались.

А позже, после того как Мисти немного поплакала, после того как они занялись любовью и девушка уснула изможденным сном, он заметил на ее теле следы, темные отметины на руках и ногах, почти незаметные в лунном свете кровоподтеки.

Терри заметил у нее похожие синяки в Ньюкасле, в ту первую ночь, и тогда он даже спросил ее, откуда они взялись, и поверил, когда Мисти ответила: «У меня очень нежная кожа, я просто ударилась». Поверил потому, что ему хотелось верить. Слишком трудно было предполагать другое. Но теперь он видел, что это были не такие синяки, которые появляются, когда ты сам обо что-то ударишься, и не важно, насколько у тебя нежная кожа.

Тогда никто не знал, что они вместе. Кроме Рэя с Леоном, больше никто. Не знали вплоть до следующего утра, когда Терри вошел в кабинет художественного редактора и врезал Эсиду Питу так сильно, что сломал ему челюсть, а себе — два пальца на правой руке. Тогда все узнали.

Несколько минут спустя Терри стоял в кабинете Кевина Уайта, окосевший от боли в разбитых пальцах, а редактор чуть не плакал от отчаяния и гнева. Он спросил у Терри, что еще ему остается сделать, кроме как уволить его.

— Я не выношу, когда мужчины бьют женщин, — просто ответил Терри. Они с Уайтом долгое время молча смотрели друг на друга. — И не важно, по какой причине.

— Убирайся с глаз моих долой, — отрезал Уайт, и сначала Терри подумал, что он уволен. Затем осознал, что редактор просто отправил его за стол. И тогда понял, что отныне он — его вечный должник.

А сейчас никто не знал, что Терри с Мисти расстались. Но скоро узнают. И посмеются над ним, и будут правы. А чего еще он ожидал? Как же еще могло закончиться то, что началось с одной большой заморочки?

Терри вошел в железные ворота завода, и в то же мгновение вспыхнул луч прожектора, ослепив его на доли секунды. Он поднес к глазам ладонь и увидел, что при свете луны его тень была похожа на гигантское кровавое пятно.

Рэй был потрясен, когда увидел перед входом в «Спикизи» целую кучу репортеров. Почему-то он полагал, что будет единственным, кто ищет Леннона. Но там, должно быть, была пара десятков таких, как он. Они толкались, занимая места у края красной ковровой дорожки, огороженной с обеих сторон канатом. Они смеялись, и канючили, и выворачивали шеи, чтобы получше разглядеть рокеров, приходивших и покидающих «Спик».