Питер Акройд - Падение Трои

— Не верю. — Она произнесла это очень медленно, потом, поколебавшись, добавила, глядя на вход в пещеру, к которой они приближались. — Но думаю, что боюсь их. Я не должна ехать дальше, профессор. Я подожду вас здесь.

Бранд пришпорил коня. Когда он приблизился к пещере, конь поднялся на дыбы, возможно, испугавшись змеи. Но Браун что-то пошептал коню и огладил его.

Привязав коня к скале, Бранд пошел вперед. У входа он остановился и зажег взятый с собой фонарь. Затем вошел в пещеру.

Там было не так холодно, как он представлял себе, и откуда-то изнутри шел поток воздуха. Пол был гладкий, на нем в пыли валялось несколько камешков. Сверху нависали скалы, которые цветом и структурой, казалось, не отличались от пыли, но были твердыми и странным образом перекрученными. Не пахло ни сыростью, ни гнилью, но ощущалась легкая затхлость, и Бранду вспомнилось, как однажды он открыл гардероб в отцовской спальне и вдохнул запах висевших там сюртуков и пальто. Не доносилось ни единого звука, слой пыли у входа в пещеру был настолько толст, что заглушал шаги. Скалы преграждали путь любому шуму, идущему снаружи, ему больше не было слышно, как конь бьет копытом.

Он поднял фонарь, но свет, казалось, проникал недалеко, впереди Бранд видел переливающуюся радужную игру отливавшего жемчужным блеском света, и больше ничего. Он все еще ощущал дуновение воздуха из какого-то отверстия или щели, но ему показалось, что стало теплее, — возможно, от возбуждения. Или это просто был неподвижный сухой воздух пещеры? Бранд крикнул: "Эй!" Эха не было. Он повернулся, чтобы посмотреть назад, но, должно быть, яркий огонь фонаря помешал ему увидеть вход и дневной свет. Он сделал широкий шаг, споткнулся и упал лицом вперед. Фонарь бешено закачался в его руке, и на мгновение ему показалось, будто его тень прошла вперед него, остановилась и обернулась.

София ждала около получаса. С Эгейского моря дул влажный ветер, неся на равнину свежесть, предвещая путешествия и расставания, и София радовалась этому.

Из пещеры появился профессор Бранд. Он держался прямо и шел очень медленно. Прошел мимо коня, который с любопытством на него глядел, но не сделал ни знака, ни жеста. Бранд держал голову склоненной набок, словно поранил шею, и по мере того, как он подходил, София увидела, что он пристально смотрит вперед. Чтхнго было не так Лицо Бранда казалось серым.

— Я должен ехать домой, — сказал он, приблизившись к Софии, не глядя на нее.

— Вы простудились в пещере, профессор. Это нездоровое место.

— Домой.

Подойдя к привязанному коню Бранда, София бросила быстрый взгляд в пещеру. Там было очень светло, и она догадалась, что сквозь какую-то щель в скалах туда пробиваются солнечные лучи. Она подвела к Бранду коня. Профессор так и стоял, скривив шею.

Софии с трудом удалось посадить профессора на коня, и теперь он, согнувшись, сидел в седле. Затем она села на свою лошадь и, держа в одной руке поводья коня Бранда, а в другой своей лошади, вернулась в деревню, где Бранд ночевал прошлой ночью. По счастью, там оказался Леонид, покупавший муку в мешках, и София окликнула его.

Он поспешил к ним.

— Наверное, профессор подхватил в пещере какую-то болезнь, — сказала она. — Может быть, лихорадку.

Они сняли Бранда с коня и наполовину внесли, наполовину втащили в деревенский дом. Сидевшие в тихом садике три женщины извлекали се мена из лежащих перед ними коробочек кунжута. Леонид объяснил им, что профессора нужно уложить в постель, потому что он заболел. Он ни словом не упомянул ни lagoum , ни пещеру Семелы.

Женщины тут же встали, опасаясь лихорадки, которая часто свирепствовала в этих местах. Но, увидев американца, которого София вела к его жалкой постели, они сразу заметили, что у него нет ни жара, ни испарины. Он был бледен, глаза и губы посерели. Женщины повернулись и, не оглядываясь, тут же покинули дом.

И мужчины после работы не вернулись домой, а остались у родственников на другом конце деревни.

София просидела у постели больного остаток дня и вечер. Бранд лежал на соломенном тюфяке, дыша медленно, с трудом. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Похоже было, что он глубоко задумался. На закате солнца он повернулся к Софии и, казалось, посмотрел не нее.

— Танцоры, — произнес он.

Оберманн, узнав о случившемся от Леонида, пришел через несколько минут. Он подошел к постели и посмотрел на Бранда.

— В нем нет сил, — сказал он. — От него осталась одна тень. Ты не нарушила моего запрета, София?

— Я не входила туда.

— Видишь, что получается, когда мы идем против воли богов? — Оберманн наклонился и пощупал пульс Бранда. — Нет смысла давать ему хинин. Это не лихорадка. Опий ему тоже не нужен. У него нет болей. Видишь, его лицо теряет очертания? Он возвращается.

— В Америку?

— Нет; нет, София. Это слишком короткое путешествие. Он возвращается к своим началам. — Оберманн встал на колени и осмотрел тюфяк — Так я и думал, — сказал он. — Даже клопы исчезли. — Он вышел из дома и постоял родом с Леонидом, глядя на темнеющую равнину. — Мы ничего не можем поделать, Телемак. Это сильнее нас

— Он поправится?

— Разумеется нет. Ты должен телеграфировать американскому консулу. Бранда нужно забрать в Константинополь. Мы не можем держать его здесь. Это погубит нашу работу. Деревенские уже в страхе. Я пообещал им денег, но он не должен оставаться здесь долго. — Оберманн вернулся в дом. — София, ты, как богиня на надгробном памятнике. Прекрасная, словно из мрамора.

— Генрих!

— Прости. Нельзя говорить о красоте при таких обстоятельствах. — Он подошел к Бранду и снова посмотрел на него. Глаза Бранда были открыты, дыхание казалось мерным. — Он готов. Ты хочешь остаться при нем до утра?

— Конечно.

— Ты и вправду богиня.

— Если бы я была богиней, я бы сумела помочь ему.

— Ты не думаешь о себе, София. Меня это восхищает. Так и должно быть. Ручаюсь, ты вне опасности. Это не заразно.

— Но что это?

— Это болезнь. Но не болезнь тела. Больше я ничего не знаю. Тебе надо спросить турецкого муллу.

— Единственное слово, которое он произнес, было "танцоры".

— Танцоры? Эту равнину называют танцующей, когда ветер колышет пшеницу.

— Думаешь, он имел в виду это?

— Еще танцоры сопровождали богов, когда те посещали смертных. Но кто может постичь чужой разум, когда он в таком состоянии?

— Значит, ты считаешь…

Он вывел ее за дверь и прошептал.

— Профессор Бранд не выживет. Но это только мое мнение. Я буду рад ошибиться.

София просидела рядом с Уильямом Брандом вечер и ночь. Ее радовала тишина, которой так недоставало в первые месяцы замужества.

Погрузившись в тишину, София время от времени поглядывала на Бранда и даже брала за руку. Ей казалось, что он спит, хотя глаза его оставались открытыми. Если смерть такова, думала она, то мне нечего бояться. Но как знать? Она слышала о чарах, которые можно навести на человека, и действие их будет продолжаться несколько дней, а то и недель. Ей доводилось слышать странные истории о людях, которые после того, как их сочли мертвыми, приходили в себя. Затем она снова позволяла себе погрузиться в тишину.