Виктор Соснора - Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик

Будьте здоровы!

Обнимаю Вас, Василия Абгаровича!

Ваш — В. Соснора

П. С. Простите, барахлит машинка.

Да, совсем забыл. Лиля Юрьевна! Раз А. Вознесенский так клялся в любви, то сейчас появилась небольшая возможность ее реализовать. Я отдал в «Юность» гигантскую подборку стихов — может быть, он сможет там сказать свое слово, — ведь это из его журналов.

9.7. 73

Дорогой мой, самый лучший поэт, Виктор Александрович!

Читаю и перечитываю без конца Ваши такие грустные стихи и такие чудесные.

Не отвечала долго, оттого что болят суставы и болит душа. Не знаю, что хуже.

Вознесенский был в «Юности», где ему сказали, что у них нет Ваших стихов, что они хотели бы напечатать Вас, если б Вы им что-нибудь прислали (?!).

Шагала видели один раз у него в гостинице. Он был здесь гостем Мин<���и- стерства> культуры и ни с кем ни о чем не разговаривал.

Завтра едем к Кулакову — смотреть его картины.

Надеюсь Плучек заключит с ним договор на оформление спектакля «Баня». [211] См. примеч. 65. О каком договоре идет речь, не совсем ясно, т. к. в оформлении М. Кулакова «Баня» Маяковского у Плучека в Театре сатиры поставлена еще в 1967 г.

Живем в Переделкине, пьем «мумио».

На днях напишу длинное письмище.

Мы оба обнимаем Вас.

Лили

6. 9. 73

Виктор Александрович, дорогой, любимый!

Где Вы? Что с Вами? Отчего молчите?

Беспокоюсь. Каждый день думаю о Вас. И Кулаков уехал — некого спросить о Вас.

Напишите хоть два слова.

В<���асилий> А<���бгарович> обнимает. И я — очень крепко.

Лили

15.11. 73

Дорогая Лиля Юрьевна!

Не писал, потому что было все плохо, а об этом писать тоже как-то плохо.

В Отепя думал, что уже исчерпан, но написал еще большой цикл к книге (моей, конечно же, не для типографий). Вставил в книгу два эссе, или рассказа новых: одно о любви лягушки и человека [212] Рассказ «Об одной любви» напечатан в книге Сосноры «Летучий голландец» (Frankfurt/M, 1979). , второе «Памяти Пастернака» [213] Эссе «Памяти Пастернака» напечатано в парижском журнале «Эхо» (1979, № 3) и не перепечатывалось. , которое, в общем-то, — памяти Эльзы Юрьевны, — о Париже, о похоронах.

Попросил Кулакова оформить для возможного где-нибудь (где?) издания, это мне больше важно, чтобы книга была КНИГОЙ — целиком.

Думал, что и на Отепя тема исчерпана, но здесь сейчас, в Комарово, набросал еще большой третий цикл книги. Так что будет большая. Кроме того, у Кулакова возникла мысль вставить в иллюстрации фотографии, или фотомонтажи, где должны быть Вы, Эльза, — так что если не возражаете — дайте ему, пожалуйста, фотографии. Там должно быть фото Пастернака, Пушкина, Лермонтова, Эдгара По и т. д. Потому что — немало моих интерпретаций, или прелюдий, — не знаю, как все это назвать.

Я посылаю Вам мою интерпретацию Маяковского — Вам и считал бы бестактным не только публиковать, но и пускать ее в самиздат без Вашего ведома и разрешения. Если оно Вам понравится — посвящая Вам, постскриптум, конечно же, ибо постскриптум, конечно, — 43 года после подлинника этой темы.

После Отепя я поехал в Латвию на Дни поэзии. Очень полюбили меня — пиры, еле выкарабкался. Переводят мое то, что здесь — нет, но что толку на латвийском!

После Латвии поехал на Кубань, а потом в Геленджик. Там все было прекрасно, очень милые хозяева, стихи любят и понимают, маялись со мной, как с младенцем.

И вот теперь — в Отепя. В Гагре, попутно, сделал последнюю попытку «встречи» с Натальей. Слава, слава, что и оказалось — последней. И на сей случай — это не слова. Она хочет, чтобы за нее шла кровопролитная война, как, простите, наверное, хочет всякая женщина, да и всякий человек. Но она-то, к сожалению, не Елена Троянская, а я не Александр Македонский (к счастью). Я теперь, как и весь советский народ, сторонник мирного урегулирования и идеологических и нравственных конфликтов!

Марина вроде потише (даже не звонил, но осведомлялся), и, кажется, дело к концу близится.

В Комарово же взял камеру потому, что жить — негде, снимать комнату не на что, а до обмена — далеко-далече.

Даже как-то лучше, честное слово, когда такая полная безнадежность. Не в смысле отчаянности, а в смысле — нет надежды ни на женщин, ни на публикации, ни на друзей здесь — нет. Впрочем, мы от друзей почему-то всегда требуем бог весть что и страшно обижаемся, когда они не исполняют какую-нибудь самую малую нашу прихотливость. А — сам?

А сам — тоже самородочек еще тот. В конце концов, человеческие права и обязанности — одни: и у гения (не о себе, не Вознесенский) и у ткача, что ли. А мы присваиваем себе сверхъестественные права на властвование и — никаких обязанностей. Несправедливо.

Пишу, пишу, пишу. Обнаружил незаконченный роман и после стихов буду делать из него небольшую, но концентрированную повесть. Романы-то у меня все равно не получаются — ни в жизни, ни на бумаге.

Очень прошу вас посмотреть № 8 журнала «Литературное обозрение». Статья обо мне хамовитая, но — точная по сути. [214] В журнале «Литературное обозрение» (1973, № 8) напечатана «рецензия — диалог» «Детали и целое» Алексея Приймы и Сергея Чупринина, начинающаяся рассуждением Приймы о том, что «автомобиль Сосноры» едет «не по шоссе в ряде иных машин, а по тротуару». «Точными по сути» Сосноре могли показаться рассуждения Чупринина о «преднамеренной самоизоляции поэта» и о «тематике его стихов, подчеркнуто далекой от нашего современного опыта». Все шагают в ногу, один я, ко всеобщему изумленью, не попадаю в «обоймы». Даже комплимент.

Как бы попросить Слуцкого, что ли, чтобы мне добыли переводы. Должны же они все-таки понять, что при «неизбывной» их любви ко мне, мне нужно иметь какой-то кусок хлеба. Живу только в долг, а — чем отдавать? Может быть, насчет переводов Рита Яковлевна Райт [215] Рита Райт-Ковалева, наст, имя Раиса Яковлевна Черномордик (1898–1990) — писатель, много более известна как переводчик, знакомая Маяковского и Бриков, перевела на немецкий по просьбе поэта «Мистерию-буфф». может помочь? Или — еще кто? Посоветуйте просто. Ведь у них есть и переводы прозы с подстрочника (так делают с народами СССР), а с польского я могу переводить с подлинника, так же и с украинского.

Если бы было какое-то договорное дело — я бы приехал в Москву, а так — как приехать, неизвестность, да и без денег.

В общем, сейчас «печаль моя светла». [216] Из стихотворения Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» (1829). В Комарово — туман и — только трудиться.

Вот и «отчеты» почти за полугодье, не хорошие, не плохие, как и следовало ожидать.