Журнал - «Подвиг» 1968 № 03

Абду-Рахим-хан усмехается. Они не посмеют… Волос не упадет с его головы. За него народ Ферраха…

Затем он встает. Беседа кончена. Старик уходит, укоризненно покачивая головой. Абду-Рахим провожает его. У двери на полу юноша с винтовкой — сын гонца из Мирата.

— Завтра на рассвете оседлай мне текинца. Мы едем в Хорзар…

Абду-Рахим еще долго сидит на походной кровати, смотрит в бойницы, в узкие окна. Город уже спит. Дымными облаками летают комары над рисовыми полями. Уныло и монотонно поют солдаты внизу у ворот цитадели.

Минуту он как бы в забвении и видит Париж, Елисейские поля, несущийся автомобиль и совсем близко от себя — рыжие волосы, зеленые, расширенные глаза и мягкие, влажные губы Люси Энно… И звезда над ними, холодная, мертвенно блистающая звезда — алмазный паук.

Теперь в Феррахе эта звезда ниже над горизонтом, и она ярче, чем год назад над Парижем, в вечернем небе…

Где он и где Люси? Их разделяют горные хребты, десять дней пути и враги… Три недели со дня последней встречи… Нужно ли было все, что он сделал? Он ищет портрет Люси и ее письма из Парижа, когда он звал ее в Мират. Она приехала, и он ушел от нее. Он ищет письма и вместе с ними падает на ковер бумага — две подписи: сэр Роберт Кетль и Мирза Али-Мухамед Ол Мольк.

Мысли меняются. Некоторое время он смотрит на квадратный лист бумаги, затем идет к дверям. Юноша просыпается и, гремя оружием, вскакивает с холодного глиняного пола. Абду-Рахим смотрит на него долго и внимательно.

— Как тебя зовут?

— Амед, сын Акбера.

— Слушай, Амед… Завтра я еду в Хорзар… Ты останешься здесь. Слушай, Амед, если… если я не вернусь… эту бумагу ты отвезешь в Мират Омару эль-Афгани, и никто не должен знать об этом.

— Да, Абду-Рахим… но прежде я поеду с тобой в Хорзар.

Оба молчат. Абду-Рахим-хан пожимает плечами и говорит с усмешкой:

— Но без оружия… Как мы все…

Затем он возвращается к себе, засыпает и больше не видит снов.

В комнатах, которые занимает мадемуазель Люси Энно в «Гранд-отель д’Ориан» — хаос. Ирландка складывает в громадные чемоданы «трансатлантик», специально усовершенствованные для мадемуазель Энно, вороха чулок и шляп последних моделей. Она не обнаруживает особой почтительности ни к тончайшему шелку, ни к брюссельским кружевам. Надо спешить. Мадемуазель Люси лежит на кровати, курит крепчайшие сигареты и торопит ее. Завтра они должны уехать.

В дверь довольно давно стучат, и Люси досадливо встает, поправляет платье и волосы. Сквозь щель из дверей смуглая рука слуги просовывает карточку:

«Майор Ричард Герд».

Хорошо. Она примет его внизу в салоне.

Она смотрит в зеркало и идет к дверям. Необходимый разговор. Майор Герд встает, идет ей навстречу. Они одни в полутемном салоне отеля, где спущены шторы и солнце пробивается только сквозь верхние овальные окна под потолком.

Майор Герд узнал, что завтра мадемуазель Люси уезжает. Жаль.

— Вы — оазис в этих диких местах…

Люси благодарит за поэтическое сравнение.

— Мадемуазель Люси возвращается в Париж?..

— Да, временно. Потом она едет в Берлин, а оттуда в Россию.

— В Россию?..

Майор выражает самое искреннее удивление: почему же в Россию?..

Ей нравится эта страна… Когда-то, до оперетты, она начинала там свою карьеру. Она была незаметной актрисой во французской группе Михайловского театра. Люси жила три года в Петербурге и немного знает русский язык.

— Мадемуазель знает русский язык… Это очень интересно…

Некоторое время майор молчит, потом лицо его выражает как бы сочувствие.

— Леди… — Он назвал ее леди, а не мадемуазель, как всегда… — Может быть, я не прав, но мне кажется, кроме жажды впечатлений, есть другие основания для поездки.

— Вы достаточно знаете, майор… У меня нет ничего, кроме нескольких драгоценностей и вороха тряпок. Человек, который заботился обо мне, исчез. По моим сведениям, он бежал в Россию…

— Еще раз простите меня. Но разница наших лет и мое расположение к вам разрешают мне спросить… Вы его любили?

Люси долго не отвечает, но у майора упорная готовность слушать.

— У меня нет в этих делах тайн, майор. Женщины моего типа любят тех, кто внимателен к ним… Абду-Рахим-хан был настоящим рыцарем.

— Но если бы… если бы представились другие перспективы, не менее блестящие?

— Нет оснований дать отставку Абду-Рахим-хану.

— Но если он сам выходит в отставку, по независящим от него причинам…

Теперь уже внимательно слушает Люси…

— Разве у майора есть другие сведения, кроме тех, которые она знает… кроме письма, которое он передал ей вместе с кольцом?

— Я не интересовался этим вопросом специально, но, если угодно, вечером вы получите самые точные сведения.

— Хорошо. От нашей вечерней беседы зависит многое… если не все.

Вечером, задолго до назначенного часа, Люси лежит на мраморной плите окна и смотрит вниз, на улицу. Она следит за каждым перебегающим площадь автомобилем и, наконец, замечает того, кто ей нужен. Он не один. С ним худой, неопределенного возраста человек. Они входят в подъезд.

Люси оглядывает низкий восьмиугольный столик. Вино, сигары, табак для трубок — все. Затем, когда в дверь стучатся, она идет навстречу, как обрадованная приятнейшим визитом хозяйка.

Майор Герд представляет неизвестного.

— Мистер Перси Гифт, мой секретарь.

Люси несколько удивлена. Официальный визит. Она предполагала только дружескую встречу в ее последний вечер в Мирате. Однако это деловой визит.

— Я полагаю прежде всего удовлетворить ваше любопытство по поводу человека, о котором вы говорили. Мистер Гифт, расскажите все, что вы знаете и видели.

Мистер Гифт принимает из рук Люси зеленоватый бокал и начинает, как бы припоминая, восстанавливая в памяти обстоятельства:

— Месяц назад… Месяц без двух дней секретарь совета министров Абду-Рахим-хан бежал из Мирата, имея основания опасаться преследования Мирзы Али-Мухамеда… Он бежал в провинцию Лар под защиту своего племени…

Мадемуазель Энно выказывает некоторое нетерпение.

— Я знаю все. Восстание, взятие Нового Ферраха, провозглашение независимости области Лар. Затем я знаю официальное сообщение о подавлении мятежа. Но там ничего не говорится о человеке, интересующем меня… В законодательном собрании говорят, что он перешел русскую границу и интернирован.

— Это не совсем верно. Королевское правительство мало заинтересовано в истории Абду-Рахим-хана, тем не менее оно располагает другими сведениями…

— Короче!

— Абду-Рахим-хан возбудил против себя духовенство и купечество Лара. Он провозгласил некоторые социальные лозунги, которые привлекли к нему симпатии низших классов населения. Однако он не сумел расположить к себе кровных врагов его племени — курдов. И когда он попытался заключить с ними соглашение, эта попытка кончилась печально.