Журнал - «Подвиг» 1968 № 03

— Скажите, «фоккер» добыли все-таки? — спросил Павел.

— Добыли, — кивнул офицер. — Бросили батальон Ларюшина в бой. Оттеснили немца, уволокли на тягаче. А вот летчик успел все же скрыться.

— Из-за этого «фоккера» погибла у меня чудесная радистка Ютта, — нахмурился Павел.

— Как это произошло? — спросил Зяблов.

— Вы потребовали срочно передать данные об этом истребителе… Объекте Б. Я рискнул, и… немцы засекли рацию. Коссовски ее раскрыл.

Зяблов выдвинул ящик и достал бланк принятой радиограммы, последней Юттиной радиограммы… Павел взял бланк. «Передаю данные объекта «Б». Мотор воздушного охлаждения БМВ-801, мощность 1650 сил. Скорость — 600 км/час. Вооружение — четыре пулемета 12,5-мм, две пушки 20-мм «Эрликон». Усилена броня под мотором и баками. Установлены в кабине пилота две бронеплиты из спрессованных листов дюраля. Кабина более поднята, благодаря чему улучшен обзор, особенно задней полусферы. Дальность действия…»

Буквы перед глазами стали раздваиваться. Радист, принимавший эту телеграмму, дальше поставил знак «неразборчиво». Что произошло дальше, знал только Павел. Дальше ворвался Коссовски, Ютта схватила гранату и швырнула ее на пол… И Павел ничего не мог поделать. Когда забушевал огонь, он, якобы помогая пожарникам, лишь сжег уцелевшие клочки телеграммы и кода.

Зяблов, думая о чем-то своем, собрал в газету остатки еды и спрятал пакет в стол.

— Вы, товарищ манор, идите отдыхать. Вот вам ордер в гостиницу, — медленно проговорил он, — а мы, Павел Мартынов, сегодня пободрствуем. Времени у нас в обрез…

Офицер ушел.

Зяблов, тяжело опираясь на подлокотники, опустился в кресло. Павла охватила внезапная жалость к этому седому и, видно, тяжело болеющему человеку. Зяблов здорово сдал после встречи в Париже.

— А я бы вас не узнал, Владимир Николаевич, — осторожно проговорил он.

Зяблов нетерпеливо махнул рукой:

— Главное, сейчас мы должны кто кого… А? Здорово достается немцам под Сталинградом? Знаешь, там самого графа Эйхенгаузена, знаменитого аса Германии, сбили. Значит, победим.

— Должны, — сказал Павел.

— Правильный ответ. — Зяблов достал из сейфа толстую папку. — Ну, давай, начнем по порядку.

За черным окном посвистывал ветер. Неизвестно, как он проникал через стекло и тихо шевелил старые твердые шторы. На ночной улице властвовала тишина. Кружил только мягкий и крупный снег.

Зяблов перехватил грустный взгляд Мартынова и вздохнул:

— Знаю, Павлуша… Знаю. Только тебе повидаться не придется. Понял, товарищ майор?

— Уже и майор!..

— Как на фронте, год за два, — улыбнулся Зяблов и надел очки. — Итак, первая часть твоей работы: Швеция — Вайдеман, Зейц, Испания — Мельдерс, Удет и опять Вайдеман, а потом стравливание двух китов — Хейнкеля и Мессершмитта, мне кажется, выполнена неплохо. Об этом я тебе говорил тогда, в Париже. Сейчас добавлю. Ухаживай за дочерыо Зандлера, даже женись. Кстати, она может стать тебе неплохой помощницей. Дергай нервишки испытателя, устраивай диверсии, как это ты сделал в Рехлине.

Зяблов подошел к окну, начинающему синеть, поскреб ногтем наледь.

— Ты привлек к работе Эриха Хайдте и Ютту, конечно, благодаря Перро, но ты их и потерял… Ошибка серьезная. Вернее, их несколько. Первая: ты наломал дров, когда с помощью Эриха Хайдте решил выкрасть радиостанцию с Ю-52… Слава богу, что эта история сошла с рук. Пока сошла, — Зяблов поднял палец. — В руках Коссовски сейчас есть веская улика — Ютта пользовалась этой рацией. Коссовски пока лежит в госпитале, по будь спокоен, он все поставит теперь на свои места.

— Однако добывал рацию Эрих, я лишь шифровкой изложил ему план…

— Все равно Коссовски может нащупать твои связи с Хайдте. Вторая ошибка: зная о том, что функабвер прислал мониторы в Аугсбург и Лехфельд, ты все же заставил Ютту передавать сведения об объекте «Б», то есть о «фокке-вульфе-190». Тем самым ты погубил ее, Павел.

— Центр требовал срочного ответа на запрос.

— Понимаю, как важно знать, что это за птица — новейший истребитель — и какого сделать на нес охотника. Но рисковать радистом я бы лично не стал, поискал бы другие возможности.

— Я не знал о том, что приехал Коссовски. Он жил в Лехфельде нелегально.

— Ну и что же из этого? Коссовски не Коссовски, а функабвер-то был.

— Они вытащили свои мониторы из водосточных труб и машины перебросили в другое место.

— Нет, они ловко провели тебя, Мартынов. Ты видел в городе закрытые армейские машины?

— Видел.

— Так антенны они спрятали под брезент. Эти машины были даже замаскированы под санитарные.

— Точно! Я видел несколько санитарных машин, хотя в них особой надобности не было.

— Вот-вот. Теперь третья ошибка — ты не сумел спасти Эриха Хайдте. Значит, правдоподобна версия, что он был убит на границе.

— Зейц все равно его бы не оставил в живых. Я получил от Хайдте через почтовый ящик последнее письмо. Зейц предлагал ему застрелить Коссовски и бежать. Эрих стрелять не стал, хотя пистолетом и деньгами Зейца воспользовался. В Коссовски стрелял сам Зейц.

— Это хорошо, что стрелял Зейц. Можно при случае взять этого черного карася на крючок. Но Коссовски выжил…

— Я просил Центр убрать Коссовски.

— Пока это сделать невозможно, Павел. Мы не можем послать человека с единственным заданием убрать этого Коссовски, хотя и, несомненно, талантливого и осторожного контрразведчика. Придется уж поискать какой-то другой выход…

Зяблов подошел к столу и снова порылся в бумагах.

— Теперь Гехорсман… Перед нами стоит очень трудная задача привлечь этого доброго, но еще довольно темноватого немца к работе на нашей стороне. Сопротивление нацизму в Германии растет. Об этом говорит хотя бы тот факт, что Гиммлер казнил в 1939 году около сотни антифашистов, в 1941 — тысячу триста, в нынешнем году — более двух тысяч человек. А сколько погибло без приговоров! Но большинство немцев, привыкших к дисциплине и повиновению, еще не избавились от иллюзий. Видимо, к таковым относится и Гехорсман. Поэтому с ним надо работать очень осторожно и убедительно.

— В этом году мы потеряли Регенбаха, — напомнил Павел.

— Если бы только его! Гестаповцам удалось разгромить крепкую и многочисленную подпольную организацию «Роте капелла». Ею руководили коммунист Арвид Харнак и молодой офицер Харро Шульце-Бойзен. Не стало таких стойких антифашистов, как писатель Адам Кукхоф, Йон Зиг, Ганс Коппи, Вильгельм Гуддорф, Вальтер Хуземан…

Зяблов снова отошел к окну и раздвинул шторы. Занималась робкая, зимняя заря. Улицы и дома были в белом. По замерзшей Москве-реке тропкой шли женщины на работу в первую смену. Кое-где еще висели аэростаты заграждения, высеребренные инеем.