Энн Ветемаа - Воспоминания Калевипоэга

На такую разумную идею возразить было нечего.

Ссыпал Алевипоэг золото в мешки, и мы попрощались. Ужасно мне хотелось сего достойнейшего мужа по обычаю славянских народов облобызать троекратно. Чертовски досадно, что это у нас не принято!

Итак, вперед за досками!

Не долго думая направился я во Псков. Мне приходилось слышать весьма одобрительные отзывы о развитии лесной промышленности в этом районе.

Широкий шаг лаптей меньше жрет — гласит народная мудрость. Вот и шагал я бодро, широким шагом, в прекрасном настроении прямо на восток.

В карманах золото звенело, а в душе радость пела. Насвистывая старинные молодецкие песни, вскоре дошел я до берегов голубого Чудского озера, два дружественных народа разделяющего. Только хотел в воду броситься, глядь, откуда ни возьмись мужик, да такой чудной, одежка на нем диковинная, не стригся, не брился, видать, лет десять, косматый, патлатый, ну чистый колдун! Он поманил меня рукой и попросил немного задержаться.

Ну и чучело! Форменное пугало огородное, удивился я про себя. Кто же это такой, черт его возьми?

— Меня и прозвали Колдуном, — словно прочтя мои мысли, сказал чудной мужик. — Да народ-то дурак, болтает без понятия. А кто понимает, что к чему, тот меня мудрым кудесником величает, ну да это так, для красного словца. Но, скажу я тебе, король, знаний у меня немало. Недуги врачевать могу, заговоры ведаю, а иной раз и пророческие видения мне бывают.

Колдун подошел поближе. Весьма своеобразная личность, ничего не скажешь! Где у меня меч висит, у него был бубен привязан, непонятными закорючками испещренный; шею украшал красный шнурок, на коем висели ржавый ключ, рыболовный крючок и маленький молоточек. А из набитых карманов вываливались пучки каких-то трав. Что это за придурок, подумал я, у него явно чердак не в порядке. Но зеленоватые глазки мужика смотрели на меня спокойно и уверенно, так что свое предположение я отбросил.

— Ты прости меня, о мудрый муж, хочу спросить: что за диковинные вещички на тебе навешаны? — вежливо осведомился я.

— Спрос не беда, — дружелюбно ответил колдун. — Сия нить с чародейскими узелками кровь остановить может и боль утишает, ключ, что на вые подвешен, вора обличит и краденую вещь отыщет, а молоточком по бубну постукивая, я, король, ворожу, добрых лесных духов призываю и мысли их узнаю. — Тут колдун, насмешливо улыбнулся. — Только ты, повелитель мой, небось в добрых духов-то не веришь?

Этот нахал разговаривал со мной, своим королем, как с малым дитем!

— Ну да, не верю, — рассердился я, — а если б и верил, так на ихние мысли мне наплевать, пускай мои мысли и желания исполняют.

Он сии гневные слова без внимания оставил. Только прищурился на меня и сказал, что молодой наш король, видно, задиристый.

— А синие закорючки на твоем бубне что означают?

— Кабы ты, король, более просвещенным был, разобрался бы, что закорючки сии суть магические знаки, кои математики из южных стран именуют пента-, гекса— и октаграммами, в них могущественная сила заключена. Вот волшебный квадрат, а это гаммированный крест, — вежливо разъяснял мне колдун. — Ежели случится, что ты, мой повелитель, или другой кто разгневается сильно либо убоится чего, могут у него в разных местах красные пятна выступить. Таковой недуг при помощи магических сих знаков излечивается.

Я чуть было не разгневался, но взял себя в руки. Неудобно же сердиться на любезного и доброжелательного собеседника. Я только спросил, какая причина побудила столь мудрого эрудита поперек моего пути становиться.

— Беспокойство о тебе, король, — серьезно и взволнованно ответил колдун.

— Скажи на милость, надо же!

— Отдай мне меч свой. Проклятье на нем, проклятье! — И добавил тихо: — Сей меч тебе погибелью грозит, если ты с ним не расстанешься.

Я вздрогнул. Откуда известна ему история моего меча? И уже тянулась рука моя к рукояти, чтобы его… ну, не знаю точно, с какой целью; только вспомнился мне верный Алевипоэг, сейчас поспешающий с долгом моим за меч расплатиться. Опустил я руку и молча от колдуна отошел.

— Видать, не отдашь ты добром, — сказал он грустно. — Тогда я сам возьму.

— Ишь какой шустрый! Да ты что, ты за кого меня принимаешь-то? — Я уже не мог больше сдерживаться. — Интересно, как это у тебя получится!

— О том узнаешь ты, — кратко ответил колдун и, слегка согнувшись, медленной поступью пошел прочь.

Я поплелся к озеру и вошел в воду, настроение у меня было испорчено. Вот дурак, псих ненормальный, воображает невесть чего, тут таких шарлатанов, вроде этого, из-под Алатскиви, много шатается, пытался я себя успокоить, но какая-то неясная тревога терзала мне сердце.

В мрачной задумчивости брел я к белым стенам и крутобоким луковкам псковских храмов.

Следует отметить, что славяне приняли меня с распростертыми объятиями. Не успел я на берег выйти, несколько почтенных бородачей, низко кланяясь, кинулись мне навстречу и поднесли на вышитом полотенце огромный каравай, на котором стояла маленькая солонка. Я здорово проголодался и, склонившись над караваем, откусил изрядный кус. Это вызвало бурное ликование представителей дружественного народа.

Потом мне подвели прекрасную белую кобылу, и еще с двумя всадниками, не спеша, с королевской величавостью, направился я к центру города. Всадник, что ехал слева от меня, мощью и дородством мне не уступал, а в имени его было что-то знакомое, где-то я его слышал, не то Муруметс, не то Мурумютс. А справа гарцевал некто Иван Колыванович, тоже весьма крупная фигура, так по крайней мере утверждает П. Йохансен (см. «Нордише Миссион», стр. 57).

Славный город построили эти русские на берегу озера — крепкие стены, позолоченные крыши башенок, любо-дорого смотреть! И народу на улицах немало. И девицы недурны — в длинных пестрых юбках, пригожие, румяные, сдобные, глаз не оторвешь! Я с несколькими перемигнулся, причем улыбались они весьма игриво и соблазнительно. Не будь их язык сплошным шипением и всплесками, в которых сам черт ногу сломит, не одна наша Юта либо Меэли в старых девках осталась бы. Слишком долго описывать все почести, кои мне воздавали. И кланялись, и ублажали, и веселили меня. Пытался закинуть удочку насчет покупки досок, да ничего не вышло, и слушать не стали, привели в богатый дом с башенками, кутил там трое суток, сало ел, орехи грыз, медовухой запивал.

Только на четвертый день свели меня с дельными людьми, кои в сем городе рубкой, колкой, пилкой и прочей обработкой древесины ведали. Показали мне склад лесоматериалов, и удостоверился я, что истинна народная молва о выдающихся успехах славянских братьев в части лесо-пило-деревообделочных производственных объединений. Доски здесь пилили при помощи мудреного снаряда, водяной сохой называемого. Почему-то посмотреть вблизи сей снаряд меня не допустили.