Энн Ветемаа - Пришелец

Нечисто выбритый господин, позже представившийся Себастьяном, уперев руки в бока, остановился посреди передней.

— Так, так… — зашипел он. — Вот он, значит, каков! Этот сладострастник. Соблазнитель. Осквернитель. Ну что ж, м-да… — Он гневно покачал головой, и тут обнаружилось, что его потускневшие рыжеватые волосы (по-видимому, их первоначальный цвет слегка напоминал ту шерстку, вернее гривку, которую заговаривали в этом доме) обладают необыкновенной особенностью исключительно обильно трусить мельчайшую перхоть. Стоило ему повести головой, и уже плечи выгоревшего пиджака оказывались белыми, как у мельника.

Молодому человеку, по натуре воспитанному, не оставалось ничего другого, как пригласить нежданных гостей в апартаменты.

Пожилой господин ворвался в комнату как ураган, переполошив птичек, которые стали биться о стенки клетки. Он и девушку притащил за собой, пихнув ее на стул в уголке, и зашагал в раздражении туда-сюда по диагонали.

— Может быть, желаете кофе? — спросил молодой человек, наверное, чувствовавший себя далеко не в своей тарелке.

— Еще чего! — взвился Себастьян. — Ни единого глоточка не сделаю в доме, где честь моей дочери… — Подняв руку к глазам, он прервал фразу сухим натужным всхлипом, точно таким, какой возникает, когда открывают плотно закупоренную бутылку. На какой-то миг он застыл посреди комнаты, будто воплощенное несчастье, будто библейский Иов, строго наказанный Господом нашим Саваофом. Затем рука его безвольно упала. — Ну, да ладно… Тащи! И не худо было бы добавить туда капельку рома или коньяка — довели меня до крайности…

У молодого человека был заварен полный термос кофе, однако желание раздраженного гостя получить добавку в виде коньяка или рома поставило его в несколько затруднительное положение. После недолгих размышлений он робко признался, что сам указанных напитков не употребляет, а потому и предложить их не в состоянии. Но, может быть, годится спирт, чистый спирт, в достатке имеющийся для нужд дезинфекции?

— Сойдет… Кнорр тоже сойдет.

— Кнорр? — не понял молодой человек, и несколько угомонившийся Себастьян объяснил, что в респектабельных кругах кофе с добавкой спирта называют кнорром.

Когда же Себастьян увидел бутылку — по меньшей мере четверть литра чистого медицинского спирта, — то отреагировал с явно радостной ноткой:

— А что, кнорр — респектабельный напиток. — Однако тут же счел нужным принять серьезную мину: — Терпеть не могу алкоголь! Но ежели ты вынужден слышать, хуже того — видеть, что с твоей дорогой дочкой… — Он долил в кофе порядочную порцию чистого продукта и осушил чашку залпом. Тотчас приготовил себе новую смесь в прежней пропорции. Перехватив вопросительный взгляд молодого человека, адресованный девушке, Себастьян заметил, что никогда не позволит спаивать дочь. Она и без того не в меру нахлебалась в этом доме вредоносного пойла.

— Ни единой капли! — бурно запротестовал молодой человек, но на его утверждение, вообще-то всецело соответствовавшее истине, Себастьян ответил презрительной усмешкой. Кстати, уголки его рта вполне могли быть усыпаны мелкими красными прыщиками, и, когда его губы искривились в усмешке, скорее походившей на мучительную презрительно-недоверчивую гримасу, молодому человеку представилось, будто на пожилом господине маска из папье-маше, и она вот-вот пойдет трещинами.

— Которую заманили сюда и…

— Вашу дочь? Отнюдь, она пришла сама, — поспешил внести ясность молодой человек. — В первый раз я встретил ее в столовой возле станции…

— Грязная дыра, — прокомментировал Себастьян.

— …а затем между нами произошел пустячный инцидент в торфяном сарае.

— Инцидент… — простонал пожилой господин. — Как сухо это звучит! Значит, нынешняя молодежь называет определенные отношения "инцидентом"! М-да… И к тому же "пустячным"… Чего только не приходится слышать седому отцу.

Весь вспыхнув, молодой человек пытался заверить, что инцидент, имевший место между ним и девушкой, в самом деле был чепуховый и вообще слово "инцидент", если коснуться этимологии, пришло к нам из латинского языка, где оно имеет строго определенное значение, и не стоит толковать его расширительно.

— Хватит забивать баки, государь мой! — рявкнул пегий папаша, обильно посыпая пиджак белой трухой. — Мы прекрасно понимаем, что знание латыни никого еще не спасало от французской болезни!

Бурное словоизлияние несколько утомило его, и, переведя дух, он продолжал уже плаксивым тоном:

— Сколько я затратил трудов на обучение своей дочери! Она два года провела в привилегированном пансионе: языки, литература, вышивание, кулинария и bеl саntо. Вы представить не можете, во что мне это влетело. А теперь… теперь она почти каждый месяц подхватывает триппер! Что вы знаете о стоимости лекарств?! Бесконечные расходы. Вы и вам подобные погубили мою дочь. А каким она была великолепным ребенком: в пять лет научилась читать, в шесть бойко тараторила по-английски. У меня слезы подступают к горлу, когда вспоминаю, как она с розовым бантом в волосах пела эту чудесную песенку:

затянул Себастьян, причем молодому человеку волей-неволей пришлось отстраниться, ибо его музыкально искушенное ухо ощутило буквально физическую боль от чудовищной фальши. Но тут к отцу присоединилась девушка и продолжила тонким серебристым голоском:

На глазах Себастьяна при упоминании его имени вместо имени Джона выступили слезы умиления, и он попросил разрешения плеснуть себе еще капельку тонизирующего напитка.

— Да, а теперь вот одна гонорея за другой… — вздохнул он, вытирая губы и некоторым образом повторяясь.

При упоминании дурной болезни молодой человек заерзал от смущения.

— Наверное, ваша дочь слишком часто влюбляется. И не всегда в достойных людей, — попытался он оправдать девушку.

— А где нынче достойные-то? Где они? Кто они? Вы, что ли? — И мучительная гримаса вновь исказила потрескавшиеся губы Себастьяна. — А наше правительство… — Тут несчастный отец счел необходимым сделать паузу, дабы перестроиться на почтительный тон. — Наше милое правительство, которое я слишком уважаю, платит мне за каждый триппер, увы, так мало, так ничтожно мало. Почему же не считаются с моими страданиями?

Молодой человек не очень-то понял, о чем тут речь и кто больше пострадал — дочь или папаша? — вынужден был признаться, что за ходом мысли собеседника трудно уследить.