Е. Бирман - Рассказы

Он вздохнул, еще раз оглядел себя в зеркале, шевельнул плечами, набрал больше воздуху в легкие, выпустил его с шумом и надел трусы. Одной уткой в зеркале стало меньше.

Я проснулся в ужасном настроении — напряженном, нервном, с нежеланием выполнять ни собственные планы на день, ни те дела и подвижки, которых ждут от меня другие. Я вспомнил едва ли не все глупости, которые мне случилось сказать в жизни из желания соригинальничать. Они напали на меня, как осы. И хотя я говорил себе, что сказать глупость — еще не значит сделать пакость, успокоения не наступало. Может быть, дело вообще в чем-то ином? Вот ведь вчера у меня было отличное настроение, хотя вчера за мной числился точно тот же перечень сказанных в разное время глупостей, но я не думал о нем. Я ничего не добавил вчера. Может быть, все дело в каком-то гормоне, который выделился в избытке сегодня и не выделялся вчера? И от этого — внутренняя дрожь, смешанная со страхом и агрессией? От этого — странный спазм воли? А может быть, мне нужно разрядиться, выплеснув на что-либо, на кого-либо избыток желчи?

В разные периоды моей жизни копье отрицания и возмущения было направлено в самые разные и порой противоположные стороны. Например, я не любил порядок и субординацию и обожал все, что обещало свободу. С другой стороны, мне нравился мой подъем по лестнице (неважно какой, положим, административной), и мое возмущение и отрицание направлены были в этом случае на ленивое прекраснодушие тех, кто по этой лестнице не карабкается и якобы презирает тех, кто корячится и ползет. Бывало, не любил тех, кто сбивается в стаи. А бывало, чувствовал себя частью чего-то, что казалось мне красивым, и общностью с этим благородным и честным я очень гордился.

А вот сегодня возмущают меня либералы. Употребляя слово «либерал», я употребляю его в отрицательно-ругательном смысле. Говорят, так употребляют его в Америке. И заметьте, я ругаю не «либерализм» (в этом был бы оттенок необидной академической дискуссии и борьбы идей). Я хочу обругать именно «либералов» так, чтобы они не могли отвертеться, чтобы знали — я целюсь в них лично, а не в какие-то идеи, на которые они тоже могли бы посмотреть со стороны, наклонить голову, взяться за подбородок и глубокомысленно изречь: «Знаете ли, уважаемый господин, я не вполне с вами согласен». Нет, пусть посидят на сковородке, пусть попрыгают на ней.

Прежде всего, либералы бывают двух видов: те, которым навязано жизнью быть либералами, как, например, евреи, негры и гомосексуалисты, и либералы, которые либералами стали по выбору, хотя им, казалось бы, на роду написано быть консерваторами, потому что их положение обеспечивает им привилегии, и они уж должны были бы быть заинтересованы все охладить, заморозить, чтобы все оставалось, как есть. Так вот, евреи, негры и гомосексуалисты в качестве либералов мне неинтересны. Я сегодня хочу разобраться именно со вторым видом. Этих либералов я знаю не лично и даже не по телевизору, а по газетам, книгам и радио. Может быть, они тоже евреи, негры или гомосексуалисты, но тогда я и их из рассмотрения вычеркиваю.

Но приступим же! Я подозреваю, что либералы второго типа знают о себе нечто такое скверное и отталкивающее, что им не жалко никаких усилий, чтобы заглушить в себе это знание. То есть их либерализм — это психологический наркотик, которым они пичкают себя, чтобы хоть на время почувствовать себя теми, кем они не являются, то есть чем-то вроде евреев, негров или гомосексуалистов. Этого либерала второго типа нетрудно распознать по одному признаку — он вряд ли станет подолгу и, главное, тихо возиться с каким-нибудь социальным случаем, сидеть часами у постели старушки, избитой грабителем. Ведь это требует терпения, усилий, и в этом нет апофеоза, азарта самоутверждения. Надо сказать, что и конкретным грабителем он вряд ли заинтересуется, хотя грабитель этот — в свою очередь жертва кого-то и продукт чего-то. Пусть конкретным грабителем займется конкретный адвокат за конкретные деньги. Ведь этот грабитель наверняка грязен, противен, и главное, он — конкретная личность. И значит, при общении с ним неизбежна какая-то доля омерзительного личного сближения.

Либерала второго рода интересуют принципы, право и статус грабителя, парии. Вину общества и оппонентов либерала видит он в том, что пария превратился в парию, а грабитель в грабителя.

Я, например, с симпатией отнесусь к человеку, если он говорит «не издевайся над ближним», если же он утверждает «люблю ближнего своего», я начинаю подозревать в нем лжеца-либерала. Ведь я не люблю либералов за то, что ложь у них — инструмент, принцип и пища. Я не люблю их осуждающие речи о жадности и злодействе тех, кто отнял земли у американских индейцев. Мне тоже жалко американских индейцев, но жалость моя о том, что не нашлось среди них достаточно таких, которые провели бы свой народ без потерь через перевалы истории.

Если уж мы упомянули Америку, то я воспользуюсь этим, чтобы сделать далеко идущее заявление: я обожаю Джорджа Буша-младшего. Уже хотя бы за то, что его не переносят либералы Америки, либералы Европы и все либеральное человечество. И его «бушизмы» милы мне, как милы легкая скуластость Шарон Стоун или холод глаз Николь Кидман. И это потому, что если либерал назовет вас другом, значит, ему от вас чего-нибудь нужно. При этом я не утверждаю, что если Буш назовет вас другом, то ему ничего от вас не нужно. Я только говорю, что если из дружбы Буша вычесть то, что ему от вас нужно, там еще что-то останется. Мое разочарование в либералах и моя тоска от общения с ними происходят от внутреннего убеждения, что если от дружбы либерала отнять его нужду в вас, то в остатке будет такая черная пустота, какой не бывает даже ночью в лифте государственного учреждения, в котором последний уходящий из него выключил общий электрический рубильник и запер дверь на два замка. Я утверждаю: корни благоухающего и ласкающего глаз цветка прекраснодушия и праведности питаются продуктами скрытого от глаз смрадного разложения!

Господи! Да ведь сегодня Йом-Кипур, Судный день! Прости им, Господи, их фальшь и самовлюбленность, абсурд их аргументов и несправедливость их обвинений, прости им их заносчивость, высокомерие и всезнайство.

Я опять наговорил глупостей, Господи? Обдумать еще раз? Я готов, я вполне возможно, приду к противоположному мнению. И настроение у меня уже отменное, отличное. Прости меня, Господи, простите меня либералы первого и второго рода!

За стеклами спальни — яркий свет. Он мне нравится, но мне не хочется самому выйти наружу. Я уткнулся лицом в подушку и сравниваю себя с теми, кого я видел вчера в скачанном из сети фильме. У некоторых есть больше, чем у меня: этот — богат, этот — несомненно, вызывает немедленный интерес женщин, этот — в потоке приключений. Но есть те, кому никак не позавидуешь: этот — лежит обожженный в постели, а другой — беспробудно глуп.