Пол Боулз - Нежная добыча

— Вот увидите, — сказал Мжид, два раза хлопнув в ладоши. Ничего не произошло. Он раздраженно позвал. Наконец вошла женщина. Разгладила матрасы на полу и открыла ставню на крохотном окошке, выходящем на море. После чего залегла несколько свечей, которые воткнула между плиток пола, и вышла.

Гостья шагнула к окну.

— Здесь бывает слышно море?

— Конечно, нет. Оно почти в шести километрах отсюда.

— А похоже, что камнем добросишь, — возразила она, сама слыша фальшь в своем голосе; ей было неинтересно разговаривать, она убедилась, что все уже пошло как-то не так.

«Что я здесь делаю? Нечего мне делать здесь. Я же не собиралась ехать». Замысел такого пикника полностью совпадал с каким-то подсознательным желанием, которое она лелеяла много лет. Быть свободной, вне всяких пределов, с каким-нибудь молодым человеком, которого она не знала — не могла знать, вот, вероятно, самое важное в ее мечте. Ибо если она не могла его знать, и он не мог знать ее. Она захлопнула ставню и накинула крючок. Через секунду открыла снова и посмотрела на громаду воды, угасавшую в сумраке.

Мжид наблюдал за ней.

— Вы сумасшедшая, — наконец в отчаянии произнес он. — Оказываетесь в такой красивой комнате. Вы моя гостья. Должны быть счастливы. Гази уже уехал в город. Приехал друг на лошади и подвез его. Можете прилечь, можете петь, пить чай, можете быть со мной счастливы… — Он умолк, и она увидела, что он очень расстроен.

— В чем дело? В чем дело? — быстро спросила она.

Он трагически вздохнул; может быть, даже искренне. Она подумала: «Ни в чем дело. Здесь должен быть мужчина, а не мальчишка, вот и все». Ей не пришло в голову спросить себя: «Но поехала бы я, окажись на его месте мужчина?» Нежно посмотрела на него и решила, что, пожалуй, такого напряженного и прекрасного лица ей не доводилось видеть. Она пробормотала одно слово, толком не сознавая, каково оно.

— Что? — переспросил он.

Она повторила:

— Невероятно.

Он непостижимо улыбнулся.

Им помешали шлепки босых ног по полу. Женщина внесла огромный поднос с чайником и приборами.

Готовя чай, Мжид поглядывал на нее, словно удостоверяясь, что она еще здесь. Она совершенно неподвижно сидела на матрасе, ждала.

— Знаете, — медленно проговорил он, — если б я мог зарабатывать деньги, я бы завтра же уехал туда, где мог бы заработать. В этом году я все равно заканчиваю школу, а у моего брата нет денег, чтобы отправить меня в медресе, в Фес. Но если б даже и были, я бы не поехал. Я постоянно прогуливаю уроки. Только мой брат очень сердится.

— Что ты делаешь вместо занятий? Ходишь купаться?

Он презрительно расхохотался, отхлебнул чаю, вылил его обратно в чайник и присел на корточки.

— Еще минуту и будет готов. Купаться? Ах, друг мой, причина должна быть очень важной, чтобы я рисковал прогневить своего брата. Я теперь занимаюсь любовью — весь день!

— Вот как? В самом деле весь день? — Она задумалась.

— Весь день и почти всю ночь. О, могу сказать вам, это чудесно, потрясающе. У меня есть маленькая комната… — Он подполз к ней и положил руку ей на колено, заглядывая ей в лицо с пылом истинной веры. — Комната, о которой у меня в семье ничего не знают, в Касбе. А моей подружке двенадцать. Она как солнце, мягкая, прекрасная, милая. Вот, возьмите чай.

Он шумно отхлебнул из стакана и причмокнул.

— Весь день, — задумчиво повторила она, откидываясь на подушки.

— О да. Но я расскажу вам секрет. Нужно есть побольше, сколько влезет. Но это нетрудно. Голод сильнее.

— Да, разумеется, — сказала она. По полу пронесся ветерок, свечи затрепетали.

— Как хорошо выпить чаю, а потом прилечь отдохнуть! — воскликнул он, подливая ей чаю и растягиваясь рядом на матрасе. Она дернулась, словно намереваясь вскочить, но осталась лежать.

Он продолжал:

— Странно, что я не встретил вас в прошлом году.

— Я нечасто бывала в городе. Только по вечерам. И потом — я была на берегу. Я жила на горе.

Он сел.

— Вот на этой горе? И я ни разу вас не видел! О, что за невезение!

Она описала ему дом и, поскольку он настаивал, сказала, сколько платила за него. Он яростно вознегодовал:

— За такой жалкий дом, где даже нет хорошего колодца? Приходилось отправлять Мохаммеда за водой дальше по дороге? Я отлично знаю этот дом. Мой бедный друг, вас ограбили! Если я увижу когда-нибудь этого грязного бандита, я все лицо ему разобью. Я потребую вернуть деньги, что вы ему заплатили, и мы вместе куда-нибудь поедем. — Он умолк. — То есть, я, конечно, верну их вам, и вы решите, что с ними сделать.

Договорив, он подобрал ее сумочку, открыл и вытащил ее авторучку.

— Красивая, — пробормотал он. — У вас много?

— Это одна.

— Потрясающая! — Мжид бросил ее обратно и положил сумочку на пол.

Откинувшись на подушки, он размышлял:

— Возможно, когда-нибудь я поеду в Америку, и вы сможете пригласить меня к себе домой на чай. Каждый год мы будем приезжать в Марокко, встречаться с друзьями и привозить из Нью-Йорка кинозвезд и подарки.

То, что он говорил, казалось ей таким нелепым, что она даже не беспокоилась отвечать. Ей хотелось расспросить его о двенадцатилетней девочке, только она никак не могла найти предлог, чтобы снова заговорить об этом.

— Вы несчастливы? — Он сжал ей руку.

Она приподнялась и вслушалась. День уходил, и все вокруг достигло полного безмолвия. Издали доносилось чье-то пение — слабое, но чистое. Она посмотрела на Мжида.

— Муэдзин? Его отсюда слышно?

— Конечно. До Маршана не так уж далеко. Что хорошего в загородном доме, если из него не слышно муэдзина? Так и в Сахаре можно жить.

— Ш-ш. Я хочу послушать.

— Хороший голос, правда? У них самые сильные голоса в мире.

— От них мне всегда так грустно.

— Потому что вы не нашей веры.

Она задумалась на миг и сказала:

— Мне кажется, это правда.

Собиралась добавить: «Только ваша вера говорит, что у женщин нет души», а вместо этого встала с матраса и пригладила волосы. Муэдзин умолк. Ей стало довольно зябко. «Все кончено», — сказала она себе. Спотыкаясь, они побрели по темной дороге в город и по пути говорили очень мало.

Он проводил ее до крошечного отеля. Каблограмма, которой она смутно дожидалась много недель, наконец пришла. Они поднялись по лестнице в ее номер, консьерж с подозрением глядел им вслед. Едва ступив в комнату, она вскрыла конверт. Мжид растянулся на кровати.

— Завтра я уезжаю в Париж.

Лицо его посуровело, и на мгновение он прикрыл глаза.

— Вы должны ехать? Хорошо. Давайте я оставлю вам свой адрес.

Он вытащил бумажник, поискал клочок бумаги, не нашел, извлек чью-то визитную карточку и тщательно написал.

— «Фуэнте Нуэва», — медленно проговорил он, выводя буквы. — Это моя маленькая комната. Буду смотреть каждый день, нет ли письма.