Эрвин Штритматтер - Романы в стенограмме

Человеческое царство гномов — плод фантазии. Царство гномов у лошадей существует. Жеребенок шотландских пони может забиться под кухонный стол, если его мать зайдет на кухню выклянчить черствого хлеба.

Иногда мастер Эмиль ездит на рабочей упряжке в соседний городок. Когда шотландцы везут по улицам свой фургончик с красными колесами, все движение останавливается. У работника народной полиции в белой шапке появляется мальчишеский блеск в глазах, и он проявляет необычную снисходительность. Продавщицы выскакивают из магазинов, неся лошадкам угощение, а курортники выгребают из карманов сэкономленные кусочки сахара. Мастер Эмиль гордо восседает на козлах, позволяя прохожим восхищаться пони. Ведь немного восхищения выпадает и на его долю.

— И что ты только с такими малышками делаешь?

— Жеребчика держу в стеклянном шкафу, а кобылка на рояле играет.

Веселый смех оглашает главную улицу городка. Иногда мастер Эмиль сажает в фургон ватагу ребятишек. Школьники в знак благодарности скармливают пони остатки своих завтраков. Никуда пони не бегут так быстро, как в этот городок. Лакомства очень привлекательны.

Пока луга еще не покрылись корочкой затвердевшего снега, пони свободно пасутся за домом. Там они объедают почему-то оставленную коровами траву, не брезгуя чертополохом и крапивой. Луга в результате станут гладкими как гумно, что очень полезно для сенокоса на будущий год. Под вечер пони являются домой и на десерт получают сено.

Зимние дни все короче и короче, трижды стояли морозы, трава сделалась горькой, а пони все бродили по лугам. Вечером они исчезли. Это было в сочельник. Дети ждали рождественских подарков, а я искал пони. Верхом проехал многие километры, обшарил все уголки, прочесал кусты и заказники, но беглецов не нашел. Звезды искрились зеленоватым светом, когда я, не найдя пони, поскакал к дому и открыл ворота во двор, на случай, если ночью они вернутся.

Это был беспокойный сочельник. Дети ныли:

— Наши пони, куда делись наши пони?

Я больше торчал во дворе, в саду и на опушке леса, чем в празднично убранной комнате, ночью я то и дело просыпался, все мне казалось, что я слышу топот. Под утро пошел снег, и утром в первый день рождества мы увидели роскошные снега, но не увидели наших лошадок. Снег утешил меня, теперь-то я найду следы шотландцев, но, сколько я ни искал, все было тщетно.

Около полудня раздался треск мотоцикла. В кухню вошел тепло укутанный человек. Он говорил быстро, а следовательно, и много, наконец после долгого вступления спросил, не пропали ли у нас пони. Да, пропали пони, да, да!

— Какого они роста?

Мы показали — вот, с кухонный стол.

Ладно, однако это еще не все.

— А еще что?

Рождество-то ведь праздник всеобщей любви, а тут человек возился с пони, значит, с нас причитается, по двадцать марок за каждого.

Мы дали ему деньги и заметили, что от него уже здорово разило водкой, выпитой на празднике всеобщей любви. Деньги исчезли в кармане его брюк, а мы узнали, где наши пони.

В сочельник беглецы искали непромерзшую траву, не найдя, брели все дальше и дальше, покуда у Кая и Сильвы, возивших фургончик, не включилась голодная память. Они отправились в соседний городок, остальные пони — за ними.

На городских улицах не было ни души. На площади сияла электрическими свечами рождественская елка. Понелюбивые жители справляли рождество у себя дома. Пони разгуливали по городу, останавливаясь перед каждым домом, откуда им хоть раз выносили угощение. Разочарованно обнюхали памятник Фонтане, потерлись о дверь овощной кооперативной лавки. Около десяти незадачливые попрошайки покинули город. Назад они отправились по шоссе. На то у них были причины: когда мастер Эмиль возвращался с груженым фургончиком, он предпочитал до деревни ехать мощеной дорогой. Память у Кая и Сильвы была отличная.

У шоссе стояла всевозможная техника и столовые бараки для рабочих большой стройки. Ночной сторож вознаграждал себя за потерянный сочельник фляжкой водки. Он смертельно скучал и потому обрадовался, услышав топот. Олени идут, олени, подумал он, но, когда в кружке́ света, падавшего из окна сторожевой будки, появилась голова жеребца, человек испугался. Сторож не имеет права бояться. Ему платят за бесстрашие. Итак, человек поборол свой страх, взял палку, вышел и удивился — перед ним стояла игрушечная лошадка. Он подманил пони кусочком рождественской коврижки. Жеребец взял коврижку и в благодарность зафырчал. Тут из лесной тьмы выступили и кобылки, боясь остаться ни с чем. Шесть пони обступили сторожевую будку, били копытами и жалобно ржали — клянчили подачки.

В этот миг сторожу уяснилась материальнаясторона рождественского сюрприза. Он погнал жеребца в рабочую столовку. Кобылы тем временем удрали в лес, и сторож полночи их вылавливал.

Столовая была украшена к рождеству: елка на табурете, еловые ветки на стенах, белые бумажные скатерти на сосновых столах, пустые бутылки и повсюду остатки рождественской трапезы.

Пони обгладывали бумажные скатерти, слизывали крошки, жевали стенные украшения и под конец слопали елку вместе со стеариновыми свечами.

Сторожу ничего не оставалось, как разыскать веревки и привязать каждого пони в отдельности к столбам, подпиравшим перекрытие барака, но тут же возникла новая проблема, ведь пони не только жрали. Хотя сторож и пребывал в рождественском настроении и готов был заботиться обо всех рождественских ослах, но он все же не мог допустить, чтобы рабочую столовую превратили в настоящий рождественский вертеп. В любую минуту, того и гляди, появится его начальник, а кто знает настроение начальства? Сторож провел остаток ночи, собирая и вынося миниатюрные конские яблоки. К тому же он установил, что лошади не только испражняются. Ему пришлось также подтирать лужи. Вот уж воистину святая ночь!

Утром явился его сменщик, знавший, откуда явились пони.

Я с двумя сыновьями собрался в дорогу: семь километров туда, семь обратно — неплохая рождественская прогулка.

Когда мы открыли дверь столовой, жеребец приветствовал нас восторженным ржанием — со свиданьицем! На полу опять лежала куча навоза.

— Я думаю, к деньгам за находку следует мне немножко добавить, — сказал сторож.

Мы попытались растолковать ему, что пони пришли бы домой, не задержи он их. Но нет, он считал себя спасителем лошадок, мы не стали отнимать у него этот почетный титул и сунули ему еще денег.

Сопровождаемые топотом двадцати четырех копыт, мы вернулись домой, и только вечером по-настоящему отпраздновали рождество. С тех пор наши дети говорят так: чего только пони для нас ни делают, отцу — рассказы, а нам — двойное рождество.