Анне Рагде - Тополь берлинский

В клинике было море цветов. В горшочках с бантиками, ангелами и шариками на всех свободных столах. Владельцы животных демонстрировали свою благодарность. Взять отгул оказалось просто, многие ассистенты были не прочь подзаработать. Пара телефонных звонков, и дело в шляпе.

В приемной уже ждало несколько пациентов. Две кошки в сумках-переносках испуганно смотрели на молодого, запыхавшегося ризеншнауцера, который стоял посреди комнаты и смотрел на входную дверь, и на старого английского сеттера с подгибающимися задними лапами. Она знала и владельца, и сеттера. У сеттерши по имени Белла была сильная дисплазия бедра и остеохондроз, она уже полгода принимала лекарство. Турюнн подошла к собаке и опустилась перед ней на корточки. Лицо державшего поводок мужчины будто застыло, работали только челюсти.

— Похоже, дела не очень хороши, — сказала Турюнн тихо.

— Да. Несмотря на Рождество.

— Вам надо было взять номерок. Не сидеть в очереди.

— Ничего. Это ничего.

Владелец отчаянно закивал, лоб наморщился, а глаза уставились в пол.

— Вы уже отметились?

— Нет. Ведь… клиника еще не открылась.

— Идемте.

Она отвела их в один из кабинетов, придвинула ему стул. Собака после короткой прогулки опять съежилась. Взгляд ее был затуманен, как бывает от сильной боли, черный взгляд, направленный внутрь себя, не воспринимающий деталей окружения.

— Хотите… Мне надо знать, что вы хотите потом. Надо ли ее…

— Да. Кремировать. Она прожила у меня тринадцать лет. Я хочу отвезти ее на дачу. И жене я обещал то же самое, она смотрела в Интернете разные варианты. Индивидуальная кремация, сказала она. Но я за самую дешевую, простую кремацию, мы ведь не будем сидеть и смотреть на нее. А прах развеем, развеем над… дачей.

Он зашелся в жутком кашле.

Пришел Сигурд, личный врач Беллы, и сделал собаке укол успокоительного, чтобы оно подействовало перед последней, заключительной инъекцией.

Турюнн держала собаку, сидела и ждала, пока та расслабится и успокоится. Потом достала машинку для бритья и сбрила шерсть на одной из задних лап, чтобы были видны вены.

— Белла, — прошептал хозяин и погладил гладкую собачью голову. — Моя Белла, теперь тебе будет легче. Девочка моя…

Он зарыдал. И вышел из кабинета, положив собаку на операционный стол.

Обеих кошек надо было прививать, у шнауцера был фолликулярный конъюнктивит. Сигурд записал на компьютере названия лекарств, Турюнн распечатала рецепт и дала ему на подпись. Потом просмотрела список заказов на сухой корм и безрецептурные медикаменты для продажи, добавила еще кое-чего и позвонила в типографию заказать скоросшиватели с логотипом клиники. Пришли все три ветеринара, по окончании рабочего дня предстояло сделать еще две сверхплановых операции. Боксеру извлечь из лап несколько пуль и сделать кесарево суке английского бульдога. К тому же из муниципалитета привезли еще живую кошку, которую переехала машина. «Кошачьи души, — подумала она, — мой отец забил бы ее топорищем и всего делов».

Она рано ушла из клиники, упаковала сумку с самым необходимым, предварительно уточнив в Интернете погоду в Трондхейме. Снег.

Самолет не опаздывал. В книжном магазине в аэропорту она купила детектив. Ей и самой было невдомек, зачем и куда она отправляется. С Маргрете она еще не говорила, только оставила сообщение на автоответчике. Они хотели купить немного еды вечером, салфетки и украшения, до сочельника оставалось всего ничего. Она ждала праздника с нетерпением. Две женщины, обе недавно разошедшиеся со своими кавалерами, едят индейку и поют сладкие рождественские песенки, говорят гадости про бывших, напиваются в хлам, читают вслух женский журнал, играют в «Тривиал Персьют». Рождество с друзьями. В газетах пишут, что все больше людей предпочитают праздновать Рождество с друзьями, а не в семье. Так выходит меньше суеты и пустых ожиданий. Да и просто приятнее.

В самолете было душно, она думала о том, как воздух циркулирует по кругу, все время один и тот же, туберкулез, грипп, ОРЗ. Она старательно дышала через нос, чтобы защитные волоски, которые еще не прибило никотином, делали свою работу. Она не смогла читать детектив, вместо этого сидела и разглядывала соседей, гадала, куда они летят, как у них идут дела. Вдруг до нее дошло, что она забыла позвонить отцу и сказать, что прилетает. Хотя, какая разница… У нее же есть номер в гостинице.

Трондхейм был очень красив. Зимний темно-синий вечерний свет, украшенные к Рождеству улицы и повсюду снег. Когда автобус переезжал через мост, его окна отражались в реке.

В холле отеля высилась гигантская конструкция с золотыми яблоками и белыми ангелочками. Короткий визит в больницу, и потом можно вообще-то немного отдохнуть.

Купить еще какой-нибудь подарок Маргрете и коллегам, сходить в кино, сделать еще что-нибудь, на что никогда не хватает времени. Только сначала повидать эту бабушку, если она не в коме и если еще жива. Да, а что если она уже умерла? Как глупо, что она, Турюнн, не позвонила и не уточнила. Тогда ей, наверное, придется идти на похороны. А подготовка займет несколько дней.

Она зарегистрировалась, оставила багаж в номере, выключила телевизор, автоматически сказавший новой постоялице «добро пожаловать», выкурила сигарету и взяла такси до больницы.

Анна Несхов лежала в неврологии в палате А9, просто подняться на лифте и ориентироваться по указателям. Значит, еще не умерла. Но нельзя же идти с пустыми руками. Что можно принести старому человеку, лежащему, возможно, без сознания? Она купила цветы в киоске, букет ярко-красных гвоздик с покрашенной в желтый цвет декоративной веточкой. Почувствовала, что волнуется, но не знала, чего боится, ведь бояться было нечего, ее визит был бессмысленным. С таким же успехом можно было наведаться к любому незнакомцу в этой большой больнице. Например, к ребенку, больному раком, он бы очень обрадовался посетителю. Здесь сходилось несчетное количество судеб, только выбирай. Дверь в палату бабушки была закрыта, другие открыты. Она отметилась у персонала, и ей сообщили, что один из сыновей сейчас в палате, она может зайти, Анна Несхов в сознании.

В палате сидел мужчина. На стуле вплотную к кровати. Кровать была очень высокой, и голова мужчины еле виднелась над белым бельем. Он невидяще посмотрел на нее, будто она ошиблась дверью и помешала. Она кашлянула и поглядела на лицо в кровати. Бабушка. Та, очевидно, спала, лежала с закрытыми глазами. Лицо было перекошенным, пугающим, словно старуха безмолвно смеялась и плакала одновременно. Волосы седые, блестящие, плотно облегали голову.

Дверь за ней закрылась с легким свистом, сапожки застучали по линолеуму.