Анне Рагде - Тополь берлинский

Из-под пандуса, ведущего в амбар, торчали старые железки, неряшливо сложенные в ржавую кучу. Постройка, бывшая когда-то кладовой, осела с одного боку, штабель ржавых колесных дисков без покрышек высился у хлева рядом с прицепом на одном только колесе, привалившимся к стене. Все было покрыто снегом, и оставалось только догадываться, как это будет выглядеть, когда белое покрывало растает и обнажит еще большую нищету и убожество.

— Ну вот, приехали.

Как только он заглушил мотор, они услышали шум другого двигателя.

— Да какого черта! — выругался Тур и быстро вышел из машины. — Я же говорил, что заеду сам! У меня не столько денег, как у других, чтобы платить за доставку!

На двор заехал грузовик. Отец стоял и смотрел то на дочь, то на машину, будто не совсем понимал, что делать.

— Что это? — спросила она. — Кто приехал?

— Это… Это комбикорм привезли, у меня почти кончился. Можешь зайти на кухню подождать.

— Тебе не надо помочь? Занести в дом и все такое?

— Нет. Мы с Арне прекрасно сами справимся. Это работа для мужиков. Лучше ступай на кухню.

По идее, в доме должен быть ее дедушка. Она постучала в обе двери, потом открыла их и попала на кухню. Там никого не было, но с верхнего этажа доносились какие-то звуки. На кухне стоял кислый запах. Турюнн миновала кухню и постучала в следующую дверь. Никто не ответил, и она вошла. Гостиная с телевизором, диваном, креслами, длинным узким журнальным столиком из тикового дерева. С сидений бахромой свисали чехлы, в двух креслах валялись сплющенные подушки, которые уже очень давно никто не выбивал. На сером, усеянном пятнами диване виднелись вышитые подушечки ярких цветов, желтая с оранжевым и светло-зеленая с розовым. На столике поверх скатерти лежала лупа, несколько газет, открытый очечник. Три пустых кофейных чашки без блюдец и тарелка с крошками скопились с одного конца столика. На телевизоре стояло мертвое растение, горшок больше напоминал свернутую фольгу. Она подошла и поковыряла ее, внутри была консервная банка, залитая водой до самых краев. На двух подоконниках стояли аналогичные кашпо, и все растения в них без исключения погибли. В комнате царил ледяной холод и на кухне тоже. Она вернулась на кухню, выглянула из окна поверх коротенькой бело-голубой нейлоновой занавески, почерневшей с одного края, где висел уличный термометр и занавеску приподнимали, чтобы посмотреть температуру. Они носили мешки, отец и другой человек; заносили их в открытые двери свинарника. Она вздохнула и осмотрелась на кухне. Пластиковый столик у окна, три стальных стула с красными пластиковым сиденьями, полосатый пластиковый коврик на полу, кухонный стол с неработающей подсветкой, невероятно грязная раковина с бирюзовым резиновым кантиком, высокий бойлер на стене. Накренившийся шкафчик, облупившаяся краска по обеим сторонам дверцы, древняя плита с металлической крышкой, покрашенной черной с белыми точечками эмалью. Она подошла к плите, переставила кофейник на стол, подняла крышку плиты и рассматривала слой за слоем застарелые следы обедов и кофейной гущи. Холодильник был древней модели с кнопкой на ручке, на которую надо было нажать, чтобы открыть дверцу. Она не стала его открывать, вокруг ручки все почернело от отпечатков грязных пальцев.

На столе лежала разделочная доска с ножом, прикрывавшим крошки и пятна от варенья, и хлеб, упакованный в полиэтиленовый пакет, уже многократно использованный и побелевший от складок и трещин. На вешалке у раковины висело еще два полиэтиленовых пакета, каждый на своей прищепке, и синее в клеточку кухонное полотенце. Она выглянула из окна — мужчины все еще таскали мешки. Прислушалась к звукам наверху, но все было тихо.

Турюнн вытряхнула гущу из кофейника в раковину, наполнила его свежей водой и положила руку на конфорку, как ей казалось, соответствующую левому выключателю. Цифры на выключателе стерлись. Когда конфорка слегка нагрелась, она поставила кофейник. Внутри он был чистый, хотя снаружи весь покрыт жирными пятнами.

Рядом с огромной черной дровяной плитой стола цинковая бадья с дровами и старыми газетами. Дверца плиты была крошечной, за ней таилась духовка, набитая формами для выпечки и противнями. Плита была ледяной. Турюнн опустилась перед ней на корточки и тут же оглядела кухню в поисках батареи. Обнаружила ее под столом у окна, подошла, потрогала, батарея была включена на минимум. Она не стала прибавлять мощность, а вместо этого растопила дровяную плиту, нарвала газет, сильно скомкала и положила на дно. Дрова были сухими и тут же разгорелись. Только увидев огонь и почувствовав тепло, она задумалась. Кухня не соответствовала его рассказам о матери. Он говорил, что она мыла, наводила порядок, готовила еду, в целом была энергичной женщиной, настоящей хозяйкой хутора, распоряжающейся всем в доме и требующей многого как от других, так и от самой себя. А здесь было грязно и отвратительно. Кухня напомнила ей репортажи о нищих семьях из стран третьего мира.

Она подкинула еще дров и оставила дверцу приоткрытой, чтобы лучше тянуло. Если он предложит ей поесть, она откажется, хотя ужасно проголодалась. Она помыла руки, не прикасаясь к высохшему куску мыла с черными трещинами, свисавшему с магнитной мыльницы на стене, воспользовалась каплей средства для мытья посуды из бутылки у раковины. Наверное, его экономили. Она не притронулась к полотенцу, просто потрясла руками в воздухе перед печкой, чтобы высохли. Вот отец зашагал через двор к крыльцу. Мужчина из грузовика шел вместе с ним. На кухню они заходить не стали, но она услышала, как открылась дверь в коридор, и голос отца произнес:

— По-моему, все точно. Но ты все-таки напрасно привез корм без моего согласия… Только потому, что мать болеет. Напрасно. Но все равно спасибо, счастливого Рождества.

— Так ты платишь за корм наличными? — спросила она, когда грузовик уехал, и отец зашел на кухню.

— Ты варишь кофе? Нет, я ему за другое был должен.

— Еще я растопила печку, здесь был ледяной холод. Кстати, а где твой отец?

— Да так, занимается чем-то своим.

— Он в добром здравии? И в состоянии…

— Ну да, нарубить дров и все такое — это он может. Колет щепу и заносит в дом.

— А почему он не приезжает в больницу? Только вы с Маргидо…

— Мы вместе ее отвозили. Он не любит больниц.

— Кто ж их любит? Скажи ему, что кофе готов.

— Он уже, наверное, пил. И съел бутерброды, как я посмотрю. От него всегда ужасный беспорядок.

— Было бы приятно с ним познакомиться, раз уж я здесь.

— Ну, это не так уж важно. Он не совсем в порядке. Думаю, нам не стоит…

— Так я с ним не увижусь?

— Мы пойдем в свинарник. И…

— Ладно.

Он сел за стол, но тут же встал опять.