Анна Бялко - Сказки о невозвратном

— Ничего не просто. Как это — сочинила, накинула?

— Да вот так, — она щелкнула пальцами в воздухе и провела рукой перед лицом снизу вверх, словно что-то на себя надевала. — Или так, — она снова провела рукой, на этот раз сверху вниз, как будто что-то накидывала. Я смотрела во все глаза, но ничего не видела.

— Ну и что? Ничего же не изменилось?

— Да? Это ты просто слишком близко сидишь. Пойди от двери глянь.

Я послушалась, встала, отошла через всю комнату к двери, обернулась… За столом, в кресле, сидела женщина поразительной красоты, с белым напудренным лицом, волосами, уложенными в высокую прическу, в старинном пышном наряде из кружев… Я тихо ойкнула.

— То-то же, — засмеялась красавица, резко махнула рукой перед лицом, отводя что-то невидимое в сторону, и на ее месте снова оказалась она. — Разглядела?

— На самом деле тебя немножко трудней дурить, чем посторонних людей, — пояснила она , пока я возвращалась на место. — Ты-то меня хорошо знаешь, да еще относишься пристрастно. Но тоже поддаешься, конечно, — довольно закончила она.

— Да, но как, как ты это делаешь?

— Да я ж уже объяснила. Я представляю себе во всех деталях, как именно я хочу, чтобы меня видели остальные. Тяну понемножку из того, что у меня есть, складываю образ. Ну и надеваю легким щелчком. Все. При известной сноровке занимает ровно полминуты.

— Слушай, — пришла мне в голову новая мысль. — А разве это не обман?

— Обман кого?

— Ну тех, кому ты показываешь…

— Нет. Обман — это что-то плохое, это когда я получаю что-то не свое. А так — кому от этого плохо? Люди видят то, что, как правило, сами хотят увидеть, а я только им помогаю. Им приятно, мне несложно. Кому было бы лучше, если бы они в твоей школе увидели меня в халате, как было на самом деле?

Я представила себе эту картину и передернулась.

— То-то же. А заклинание ты найдешь на сто пятнадцатой странице второй книги. Можешь попрактиковаться на досуге. Это полезное умение. Пригодится.

— Ну ладно. С вещами я поняла. А если все-таки нужно, чтобы люди… Ну как-нибудь влезть им в мысли, заставить кого-то сделать то, что тебе очень нужно…

Она нахмурилась.

— Нет, я не имею в виду зло, — поспешила я поправиться. — Но, допустим, если для их же блага… Как можно заставить другого…

— Это не ко мне, — покачала она головой. — Я такими вещами не занимаюсь. Влезать кому-то внутрь — это исключительно светлые штучки. Сила мысли там, красота идеи… Этому пусть тебя кто-то другой научит. Хотя я бы лично предпочла, чтобы ты этого вообще не знала.

Я почему-то обиделась.

— Именно я? Я что, хуже других, что ли? Почему я должна чего-то не знать?

Она вздохнула.

— Да нет, не хуже. Если честно, я бы предпочла, чтобы этого не знал вообще никто, хотя это и глупо. Конечно, кому надо, тот отлично знает и пользуется. Но ты…

— А что я?

— Прежде всего, ты моя дочь. И потом… Видишь ли, магия — любая — взаимодействует между собой. Это… Ну как поток. У каждого существа или предмета он свой, и они могут сливаться, и разделяться, и при этом обмениваться своим содержанием…

— Ну да. Ты это уже объясняла.

— Да. Но это было с предметами. А у живых существ… Магия живых гораздо сильнее, особенно если человек сознает свою магию и те взаимодействия, что при этом могут возникать… К счастью, они возникают не каждый раз: тот, кто сознает магию, бережет ее, и для этого нужны специальные условия…

— Я все равно не понимаю.

— Взаимодействия магических полей у людей происходят только при очень тесном душевном и телесном контакте. Тут и есть-то всего два варианта — муж с женой или мать с ребенком. Но зато когда они происходят, там так все накладывается… Собственно, именно на этом основан Закон невзаимодействия темных и светлых магов. Никто не может знать, что произойдет в результате такого слияния, поэтому было принято — на всякий случай — вообще не общаться. Чтобы не создавать прецедентов. А уж потом пошла и вражда, и отвращение… Так просто было удобней.

— А я? Ведь если ты меня родила…

— И это ужасно, — она грустно улыбнулась. — Такого вообще не должно было быть, это неправильно, это противоречит всем законам природы, понимаешь? Твой отец, я тебе говорила, не обладал своей магией, и я совершенно не ожидала ничего подобного… А к тому времени, как ты должна была родиться, мы и вообще с ним расстались. Я просто ждала себе девочку… Я думала, у тебя вообще не будет никакой магии. И чувствовала я себя совсем неплохо, хотя, казалось бы… А потом… Потом так получилось, что… В общем, я была глубоко без сознания, когда это происходило, и, думаю, именно это в конечном счете и спасло нас обеих. А потом, когда все кончилось, и я тебя увидала… Я, если честно, и до сих пор еще не очень-то верю, все думаю, может, где-то ошибка, может, твое поле еще поменяется… Ну да это неважно. Просто именно в твоем случае… Кто знает, что может произойти при таком контакте? А ты еще хочешь учиться людям внутрь влезать… С предметами, знаешь, было бы как-то безопасней. А эти ваши светлые технологии подчинения всего своей мысли… Не знаю. Даже я этого опасаюсь, а уж тебе…

— Но как же? — не сдавалась я. Ее история, конечно, меня впечатлила. Но ведь нельзя же признать, что светлые методы могут быть хоть в чем-то нехороши. — Ты что, хочешь сказать, никого никогда не подчиняла своей воле?

— Воле — не подчиняла. Да, я кем-то управляла, не без этого, но воля тут ни при чем. Я могу создать обстоятельства — внешние обстоятельства, понимаешь, — когда человеку не останется ничего другого, как сделать то, чего хочу я. Но только снаружи. Изнутри, в мыслях, в воле — никогда.

— А если он возьмет и окажется сильнее твоих обстоятельств, что тогда?

— Тогда, значит, он победил, — пожала она плечами. — Значит, я плохо работала, чего-то не рассчитала. За это надо платить. Это Закон.

Я не нашлась что сказать. Только подумала про себя, что у нас — лучше. Так и повелось. Я читала книжки, разучивала новые приемы и заклинания, приходила к ней , и она объясняла, как это работает на самом деле. Она , судя по всему, действительно была очень сильной и опытной ведьмой, потому что ее советы всегда оказывались дельными, а заклинания работали гораздо лучше, чем это выходило у меня, и это, с одной стороны, вызывало зависть и расстройство, а с другой — неизменное восхищение. Вообще — странная штука, теперь, когда, казалось бы, у меня появился настоящий, непридуманный повод относиться к ней если не с ненавистью, то с неприязнью и подозрением, я, наоборот, кроме естественных дочерних чувств стала испытывать к ней просто человеческую привязанность, которой раньше не было. И если бы не письма моей наставницы, в каждом из которых она снова и снова предостерегала меня, я, пожалуй, могла бы по-настоящему полюбить ее несмотря ни на что.