Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса

Мы с удобством устроились на империале омнибуса; Артур немного успокоился и стал говорить чуть более связно.

— Для начала, — он стал быстро-быстро рыться в карманах и извлек на свет божий сложенный листок бумаги, — прочтите, пожалуйста, вот это.

Я развернул бумажку. Это была Vorladung [19] Повестка (нем.). из политической полиции. Герру Артуру Норрису надлежало явиться на Александерплац сегодня до часу дня. Что будет в случае его неявки, указано не было. Формулировка была официальной и прохладно-вежливой.

— Боже милостивый, Артур, — сказал я, — что все это значит? Во что вы еще успели ввязаться?

Сквозь явную тревогу и общую нервозность на лице у Артура проглянуло выражение этакой скромной гордости.

— Я льщу себя мыслью, что мои связи, — он понизил голос до полушепота и смерил быстрым взглядом сидящих неподалеку пассажиров, — с представителями третьего Интернационала все-таки дали свои плоды. Мне сообщили, что мои труды получили достаточно лестную оценку не где-нибудь, а в определенных московских кругах… Я, кажется, рассказывал вам о своей поездке в Париж — рассказывал? Да-да, конечно… Так вот, я должен был выполнить там некую скромную миссию. Я пообщался с рядом высокопоставленных персон и привез обратно кое-какие инструкции… Впрочем, сейчас это не важно. Как бы то ни было, складывается такое впечатление, что здешние власти информированы гораздо лучше, чем мы предполагали. Вот с чем я столкнулся. А вопрос, надо сказать, весьма деликатного свойства. И мне нужно быть чрезвычайно осторожным, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Может быть, вас даже пропустят по третьей степени. [20] То есть через допрос с применением пыток.

— Фу, Уильям, как вы можете говорить такие страшные вещи? Вы меня с ума сведете.

— Но Артур, это же будет… Я хотел сказать: а может быть, вам это придется по вкусу?

Артур хихикнул:

— Xa-xa. Ха-ха. Должен признать, Уильям, что даже в самый жуткий час ваше чувство юмора неизменно приходит мне на помощь… Ну что ж, если бы допрос вела фройляйн Анни или какая-нибудь другая столь же очаровательная юная леди, я, глядишь, и прошел бы через него с — э — так сказать, основательно смешанным чувством. Н-да, — он беспокойным движением поскреб подбородок. — Мне будет совершенно необходима ваша моральная поддержка. Вы должны пойти со мной и подставить, так сказать, дружеское плечо. А если это, — он нервически оглянулся через плечо, — свидание закончится для меня плачевно, я бы попросил вас сходить к Байеру и рассказать ему, как было дело.

— Схожу. Непременно схожу.

Когда мы вышли из автобуса на Александерплац, беднягу Артура так трясло, что я предложил зайти в ресторан и выпить по рюмке коньяку. Сидя за маленьким столиком, мы глядели, как глыбится на той стороне проезжей части огромная тускло-коричневая масса полицайпрезидиума.

— Вражеская крепость, — сказал Артур, — в которую я, такой маленький и несчастный, должен отправиться совершенно один.

— Вспомните о Давиде и Голиафе.

— Что вы такое говорите. Боюсь, что нынче утром у меня с Псалмистом [21] Распространенное наименование библейского Давида у западных христиан. мало общего. Я скорее чувствую себя жуком, которого вот-вот переедет паровой каток… Знаете, что забавно: я с самых ранних лет инстинктивно недолюбливал полицию. Меня раздражает покрой их мундиров, а уж эти немецкие шлемы — они не просто отвратительны, в них, знаете ли, есть нечто зловещее. Стоит мне только увидеть, как один из этих монстров заполняет официальную форму своим нечеловеческим, как в детской прописи, почерком, и у меня возникает странное такое чувство — как будто екает что-то внутри.

— Да-да, прекрасно вас понимаю.

Артур немного приободрился:

— Я очень рад, что вы сейчас со мной, Уильям. Бы умеете так близко к сердцу принять чужую боль. И в день своей крестной муки я не мог бы пожелать себе наперсника лучшего, чем вы. Полная противоположность мерзавцу Шмидту, который только и делает, что злорадствует по поводу моих несчастий. Ничто не может доставить ему большего наслаждения, чем если он вдруг окажется вправе сказать: «А что я вам говорил».

— По большому счету ничего особенного они с вами там не сделают. Это над рабочими они могут измываться как хотят. Не забывайте: вы принадлежите к тому же классу, что и их хозяева. Вам только нужно сделать так, чтобы они об этом не забывали.

— Я попытаюсь, — с сомнением в голосе сказал Артур.

— Еще коньяку?

— Да, пожалуй, не откажусь.

Вторая порция коньяку возымела эффект совершенно магический. Мы вышли из ресторана в тихое и влажное осеннее утро, смеясь, рука об руку.

— Смелей, товарищ Норрис. Думайте о Ленине.

— Боюсь, ха-ха, что меня скорее вдохновит маркиз де Сад.

Впрочем, атмосфера полицейской штаб-квартиры мигом его отрезвила. Со все большим и большим ощущением подавленности и страха мы вышагивали по бесконечным каменным коридорам с пронумерованными дверьми, сталкивались с чиновниками, несшими пухлые папки с досье на всевозможные преступления, нам то и дело указывали неверное направление и гоняли вверх-вниз по лестницам. Наконец мы оказались во внутреннем дворе, куда выходили ряды заложенных массивными коваными решетками окон.

— Господи ты боже мой, — застонал Артур, — боюсь, на сей раз мы сунули голову в такую западню, из которой нам уже не выбраться.

В ту же секунду откуда-то сверху раздался пронзительный свист.

— Привет, Артур!

Из-за решетки в одном из верхних окон на нас смотрел Отто.

— За что они тебя взяли? — весело прокричал он.

Прежде чем хоть кто-то из нас успел ответить, за спиной Отто появилась облаченная в мундир фигура и оттащила его от окна. Сценка получилась более чем краткой, однако успела произвести на нас обоих весьма удручающее впечатление.

— Кажется, они успели загрести всю вашу шайку, — криво ухмыльнувшись, сказал я.

— В самом деле, ничего не понимаю, — совершенно смешавшись, сказал Артур, — а вдруг они…

Мы прошли в арку, потом опять вверх по лестнице и попали в настоящий улей из крохотных комнатенок и темных коридоров. На каждом этаже стояли умывальники, выкрашенные в гигиенический зеленый цвет. Артур сверился со своей Vorladung и нашел-таки номер комнаты, в которую он должен был явиться. Мы попрощались торопливым шепотом.

— До свидания, Артур. Удачи. Подожду вас здесь.

— Спасибо вам, мой милый мальчик… А если все кончится плохо и я выйду из этой комнаты под стражей, не заговаривайте со мной и вообще не подавайте виду, что вы со мной знакомы, пока я сам первый с вами не заговорю. Было бы неразумно вовлекать во все это еще и вас… Вот адрес Байера; на случай, если вам придется идти туда одному.