Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса

В начале марта стали появляться агитационные плакаты к президентским выборам. Готическая вязь под портретом Гинденбурга откровенно взывала к религиозным чувствам: «Он был верен вам; сохраните и вы в Него веру». Нацисты умудрились выдумать формулу, которая разом и отсылала к этой достопочтенной иконе, и позволяла избежать обвинения в святотатстве: «Уважьте Гинденбурга; голосуйте за Гитлера». [32] На президентских выборах 1932 г. нацисты выставили кандидатуру Гитлера в противовес Гинденбургу, занимавшему этот пост с 1925 г. Кстати, нацистский лозунг, в свою очередь, также был обыгран коммунистами с куда меньшей долей юмора, но зато весьма прозорливо с точки зрения ближайшего политического прогноза: «Кто голосует за Гинденбурга, голосует за Гитлера». Отто и его товарищи, вооружившись ведерками с краской и кистями, каждую ночь отправлялись в опасные экспедиции. Они взбирались по отвесным стенам, карабкались по крышам, пробирались в заколоченные досками проемы, стараясь при этом не попасться на глаза полиции и патрулям СА. [33] Аббревиатура от Sturmabteilungen — «Штурмовые отряды». А на следующее утро прохожие лицезрели в каком-нибудь видном и совершенно, казалось бы, недоступном месте бесстыднейшим образом намалеванное имя Тельмана. Отто снабдил меня пачкой маленьких листовок с клейкой оборотной стороной: «Голосуйте за Тельмана, кандидата рабочих». Я носил их в кармане и, если меня никто не видел, наклеивал на двери и витрины магазинов.

Брюннинг говорил на митинге во Дворце спорта. Мы должны голосовать за Гинденбурга, сказал он нам, и тем спасти Германию. Он делал резкие увещевательные жесты; в свете юпитеров отчаянно сверкали его очки. Б голосе у него дрожала сухая академическая страстность. «Инфляция», — пугал он, и аудиторию бросало в дрожь. «Танненберг», [34] В германской истории так называются два сражения. Одно из них — Грюнвальдское (Грюнвальд-Танненберг) 1410 г., когда соединенное славянское войско под польско-литовским командованием нанесло жестокое поражение Тевтонскому ордену. В августе 1914 г. немцы окружили и уничтожили в том же самом районе (Танненберг-Зольдау) два русских корпуса, обеспечив срыв первоначального русского наступательного порыва и выгодный для себя баланс сил между Восточным и Западным фронтами. Восьмой немецкой армией, победоносно осуществившей эту операцию, командовал Гинденбург. Сразу же после завершения Танненбергской операции Гинденбург был назначен командующим Восточным фронтом, а через полтора-два года фактически стал исполнять обязанности главнокомандующего вооруженными силами всей Германии. Аудиторию впечатляет, естественно, Танненберг 1914 г., как свидетельство блистательного полководческого таланта Гинденбурга и как напоминание о несбывшихся надеждах времен начала Великой войны. — напоминал он благоговейно: засим следовали продолжительные аплодисменты.

Байер говорил в парке, в самый снегопад, с крыши фургона; крошечная фигурка с непокрытой головой жестикулирует над огромным волнующимся морем лиц и знамен. За ним возвышался холодный фасад Замка; и, в линию вдоль каменной балюстрады, ряд за рядом молчаливых вооруженных полицейских. «Посмотрите на них, — кричал Байер. — Вот бедолаги! Как только не стыдно заставлять их часами стоять на улице в такую погоду. Впрочем, о чем это я; на них ведь прекрасные теплые шинели, нарочно, чтобы они не мерзли. Кто снабдил их этими шинелями? Мы. Разве не мило с нашей стороны? А кто снабдит теплыми пальто нас самих? Задайте мне вопрос полегче».

— Итак, у нашего старого друга опять прошел все тот же фокус, [35] Речь идет о победе Гинденбурга на президентских выборах. — сказала Хелен Пратт. — Я так и знала. Поспорила на него с этими бедными дурачками в конторе и выиграла десять марок.

Была первая среда после выборов, и мы стояли на платформе на вокзале Цоо. Хелен пришла проводить меня на поезд, я ехал в Англию.

— Да, кстати, — сказала она, — а что стало с тем странным типом, которого ты как-то вечером приволок с собой? Моррис, так кажется?

— Норрис… я не знаю. Сто лет о нем не слышал.

Странно, что она о нем спросила, потому что буквально минуту назад я и сам подумал об Артуре. Он всегда ассоциировался для меня именно с этой станцией. Скоро минет шесть месяцев, как он уехал, а было все как будто на прошлой неделе. Как только доберусь до Лондона, решил я, напишу ему длинное письмо.

Однако написать я ему так и не написал. Не знаю даже почему. Настроение было ленивое, а погода вдруг переменилась, и стало тепло. Я часто думал об Артуре; настолько часто, что переписка и в самом деле казалась лишней. Было такое впечатление, словно мы с ним состоим в телепатической связи. А потом я и вовсе уехал на четыре месяца за город и слишком поздно спохватился, что открытку с адресом оставил в Лондоне, в каком-нибудь ящике стола. Впрочем, это все равно не имело особого значения. Вероятнее всего, к этому времени он уже лет сто как успел уехать из Парижа. Если не загремел в тюрьму.

В начале октября я вернулся в Берлин. Старая добрая Тауэнцинштрассе ничуть не изменилась. Из окошка такси, по дороге с вокзала, я заметил нескольких нацистов в униформе СА: запрет отменили. [36] Декретом правительства Брюннинга, вступившим в силу с 13 апреля 1932 г., были запрещены СА и СС — и, соответственно, ношение нацистской формы являлось незаконным. Запрет действовал до августа 1932 г. Они деревянной походкой вышагивали вдоль по улицам, и пожилые мужчины в штатском восторженно их приветствовали. Еще несколько штурмовиков стояли на углах, погрохатывая коробками для сбора пожертвований.

Я взобрался по знакомой лестнице. И прежде чем успел нажать звонок, навстречу мне, распахнув объятия, выбежала фройляйн Шрёдер. Должно быть, видела из окна, как я подъехал к дому.

— Герр Брэдшоу! Герр Брэдшоу! Герр Брэдшоу! Ну наконец-то вы к нам вернулись! Честное слово, дайте-ка я вас обниму! До чего приятно вас видеть! А как вы за это время изменились.

— А как у вас здесь шли дела, фройляйн Шрёдер?

— Ну… в общем-то, жаловаться не приходится. Вот летом было совсем туго. А теперь… Ну входите же скорее, герр Брэдшоу, у меня для вас сюрприз.

Она с ликующим видом провела меня за собой через прихожую и театральным жестом распахнула дверь в гостиную.

— Артур!

— Мой дорогой Уильям, добро пожаловать в Германию!

— Я и понятия не имел…

— Герр Брэдшоу, а я вам говорю, что вы выросли!

— Что ж… что ж… снова как в старые добрые времена. Берлин стал похож на самого себя. Мне кажется, стоит пройти ко мне в комнату и выпить по маленькой в честь возвращения герра Брэдшоу. Надеюсь, вы тоже составите нам компанию, фройляйн Шрёдер?