Олег Куваев - Олег Куваев Избранное Том 1

А Мироненко этот твой так улыбается и шутит тонко:

– Агрессия, – говорит, – через головы ветеринаров, Вениамин Петрович.

Тут директора допекло; он сел и говорит так устало: «Решайте сами». Это Баядере. «Ваш, – говорит, – отдел». А тот говорит: «Не могу решать, у меня сейчас из сотрудников только один молодой человек Беклемишев». Тот сразу за карандашик: «Ага, Беклемишев. Hу, спасибо. Знал, что поможете». Шляпу в руки и с приветом. Те ему вслед: «Куда же вы?» А его уже нет. Это страшный человек, Славка. Поверь опыту.

– Ну, страшного ничего нет, – на всякий случай сказал Славка. Теперь он совсем перестал что–либо понимать.

Гул голосов затих в коридоре. Видимо, начался следующий доклад. Славка взглянул на приколотое к стене расписание. Вслед за Чернышевым шла сенсация дня – доклад, который в институте ждали почти полгода. «Жаль, что опоздал», – подумал Славка. В комнате было тихо. Темная пылесосная дорожка лежала на ковре. За стеной Миха Ступарь дурашливо напевал песню о Марусе, решившей отравиться.

«Смотрит на увеличение 800 и радуется», – решил Славка.

17

Дверь открылась.

В комнату вошел незнакомый человек. – Здравствуйте, – сказал он и снял шляпу.

Мудрые, чуть грустноватые глаза старого лешего были у этого человека. Оттопыренные уши и ехидных размеров нос составляли его лицо.

– Здравствуйте, – сглотнув от волнения слюну, сказал Славка.

Шляпа качнулась и опустилась, закрыв голый, как коленка, выпуклый череп мудреца.

– Здравствуйте, – повторил он. – Вы Беклемишев?

– Ага, – опять почему–то сглотнув, сказал Славка. – Вы это по интуиции или по информации?

Человек хитро улыбнулся. Сумасшедшая веселинка скакнула в его глазах.

– Крапотников, – представился он. – Директор норкового питомника. В местах отдаленных…

Славкина мысль обежала кругозор событий. Цепь фактов с лязгом сомкнулась. Он вежливо поклонился:

– Ярослав Беклемишев.

Странный человек широко улыбнулся. Славка улыбнулся еще шире.

– Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста по норкам, – вкрадчиво сказал незнакомец.

– Без меня меня женили, – осторожно отпарировал Славка. – Я узкий специалист по грызунам.

– Давайте напрямик.

– Идет.

– У меня умирают маленькие коричневые зверьки, – серьезно сказал странный человек. – Каждый день я кидаю на свалку золотые рубли международной валюты. Мне нужен толковый специалист. Я не упрашивал бы вас, как мальчишка, если бы вы не были последней надеждой.

– Ваша последняя надежда видела норок три раза в жизни: два на экскурсиях в музей и один раз на препараторском столе.

– Готова койка с видом на океан.

– Океаны принимаю только по распоряжению начальства, – насмешливо сказал Славка. – Какой океан?

– Тихий.

– Черт возьми! И все–таки идите к начальству.

– Ваше согласие, и я через пять минут принесу вам командировочное удостоверение.

– Вы действительно страшный человек, – усмехнулся Славка. – Теперь я все понял. У вас, не обижайтесь, паранойя. Идефикс, по–научному. С такими, как вы, невозможно бороться.

– А может, поговорим по–хорошему? Не боитесь поговорить по душам с параноиком? – Человек сказал это тихо, почти грустно.

– Идет!

Они встали. За стеной Миха Ступарь озабоченно насвистывал румбу… Тихо пощелкивала батарея отопления. Бюст питекантропа смотрел в темноту коридора слепым взглядом. Из–за стеклянных дверей доносился голос очередного докладчика.

18

Их встретила зеленая трава аэродрома. (Скажите, пожалуйста, здесь растет трава!) И ветер донес знакомый по мальчишеским снам соленый запах. (Это пахнет Тихий океан. Почему его не видно?)

Навстречу им двинулся жердеобразный человек в длинном, до пяток, плаще. Человек стеснительно пожал Славке руку и сказал баском: «Згуриди»

– Грек, – скороговоркой прокомментировал Крапотников. – Единственный грек на все побережье. Единственный закройщик плюшевых жакетов на сто тысяч квадратных километров.

Обшарпанная «Победа» крутила их по узким деревянным улицам. Шофер был в ковбойке и почему–то в зимней шапке. На поворотах он перекатывал папиросу из одного угла рта в другой. Уникальный грек с провинциальной вежливостью задавал вопросы о дороге.

«Победа» остановилась у деревянного одноэтажного домика. Полная женщина в ситцевом платье открыла им калитку.

– Прошу, – сказал Згуриди.

Низенькая чистая комната была тщательно убрана. Беклемишеву сразу понравилась эта комната, и даже горшки с фикусами у окон, и глупейшая картина рыночного производства. Полная женщина с церемонными извинениями накрывала стол. Згуриди принес откуда–то цветной графинчик.

– За знакомство, – сказал он.

Только Крапотникову не сиделось на месте. Он рассказал Славке о вольерах, холодильнике, каком–то микроскопе. Было ясно, что ему очень хочется немедленно схватить Беклемишева за руку и потащить его в питомник к норкам. Полная женщина с улыбкой наблюдала за ним. Видимо, Крапотников был в этом доме свой человек.

– Молодой человек будет спать после дороги, – сказала женщина. – Ваших норок он посмотрит и завтра.

– Я живу здесь седьмой год, – сказал Згуриди. – Два года назад здесь работали геологи. Очень насмешливые молодые люди. Они все удивлялись, почему я грек. «У тебя должна быть фелюга, Згуриди, – говорили они. – Какой же ты грек без фелюги?» Я послушал их. Действительно, живу, можно сказать, на берегу Великого океана, а фелюги нет. Я купил себе очень большую шлюпку. На ней есть мотор. «Мотофелюга» – так сказали геологи. Вы можете брать ее себе когда угодно. Здесь много рыбы. Но редко бывает погода.

Они пили какой–то сладкий ликер. Наверное, от него Славке в самом деле хотелось спать. Казалось, что он сидит в этой комнате сто лет. За тысячи верст отсюда остался город с библиотекой, курилкой, дурехой Катькой, идеями доцента Мироненко и стихами о мирах, написанными карандашом на серой гранитной колонке.

– Фелюга должна быть с парусом, – сказал Славка.

– Не умею шить парус, – усмехнулся Згуриди. – Могу сшить юбку–кринолин, но не знаю, как делать парус. Кроме того, у настоящей фелюги мачта должна быть из дерева кипариса.

– Чепуха, – сказал Семен Семенович Крапотников. – Исправный мотор – и все кипарисы.

19

Было обычное утро. Оно принесло с собой туман. Туман пах йодом и рыбой, потому что на берегах Тихого океана туманы всегда пахнут так. Он висел на иголках лиственниц и серебрил стены домов. Запах йода смешивался с запахом человеческого жилья и хвои.

В это утро Веня Ступников проснулся без пятнадцати семь. Его разбудил будильник. В сущности, Вене незачем было просыпаться именно в это время. После визита директора норкового питомника в музей не забрела ни одна живая душа. Но Веня–то твердо знал, что уважающий себя писатель должен начинать день чашкой кофе и сигаретой. И необходимо, чтобы это было пораньше.