Константин Григорьев - Зелёный туман

И тут меня осенило.

Я быстро вытащил из кармана банкноты, сунул ей под нос.

– Вот, смотри, – советские деньги. Вот Ленин, вот СССР, вот герб.

Девушка перестала кричать, осторожно взяла красный червонец, поднесла к глазам. Долго смотрела на банкноту.

Видимо, профиль вождя мирового пролетариата её несколько успокоил, но она всё же прошептала:

– Это не наши деньги.

– Как не наши! – Я даже рассердился. – Вот Ленин, герб, СССР. Смотри внимательней!

– Вот наши. – Девушка достала из кармашка кофты мятую синюю бумажку, посмотрела на неё, потом на мой червонец – и снова упала в обморок.

Тут до меня начало медленно доходить. Я взял её синюю бумажку. На купюре красовался лётчик и надпись: "Пять рублей". И дата – 1938.

Тут уже дурно стало мне: похоже, девушка была подругой по несчастью, только вместо прошлого сиганула в будущее: из сентября 1941 года на тридцать лет вперёд. Красота!

В общем, откачал я её во второй раз и медленно, спокойно объяснил, куда она попала. Н-да, очень медленно: девушка постоянно впадала в ступор, одно и то же приходилось повторять по нескольку раз, делать паузы, успокаивать, пока она кое-как, с трудом, но осмысляла ситуацию. Наконец девушка приняла происходящее так: её контузило, она проспала летаргическим сном тридцать лет – и вот очнулась. Я поспешил с нею согласиться: для начала и это хорошо. Пока девушка не начала задаваться вопросами, почему за тридцать лет она так и не замёрзла зимой, я решил познакомиться с ней поближе.

– Ладно, всё образуется. Зовут-то тебя как?

– Галина, Галина Соловьёва.

– Хорошо. А я Владимир Сергеевич, учитель. Где ты живёшь?

– Я здесь живу (она понизила голос при слове "живу"), в Коломенском. С мамой и сестрёнкой. Папа на фронте.

В то время, – да вы, наверное, помните, – в Коломенском, на месте современного парка, тогда ещё стояли старинные двухэтажные деревянные дома, в которых ещё и правда кто-то жил. Хм, как знать, может, её мама и сестра до сих пор живут в одном из этих осколков прошлого. Во всяком случае, дело сдвинулось с мёртвой точки. Ну, думаю, посмотрим дальше.

– Ну, Галина, – как можно бодрее сказал я, – ведите в свой дом: темнеет уже.

Действительно, уже начался ранний сентябрьский вечер, и я подумал, что это к лучшему: меньше будет могущих шокировать девушку видов здорово изменившейся с 1941 года Москвы.

Дошли до домов мы спокойно: видимо, головные боли и шок не давали Галине возможности особенно вглядываться в окружающее. Да и знаете, я давно заметил: есть некий предел шока, после которого новый шок уже как шок не воспринимается, – срабатывает какой-то защитный механизм.

Возле одного из двухэтажных домов Галина остановилась: "Вот здесь".

Я всю дорогу готовился к новому тяжёлому разговору с может быть уцелевшими родственниками девушки, твёрдо решив про себя одно: в психушку я её не отдам, а она ей светит, ой как светит.

Владимир Сергеевич замолчал и, осмотревшись по сторонам, предложил:

– Может быть, я продолжу эту историю завтра, а то в нашем времени тоже уже темнеет?

Я, конечно, возражать не стал.

На моих донках не было ни одной поклёвки, чему я даже был рад, поскольку возня с рыбой не отвлекала от удивительного рассказа банкира.

Придя домой, я сопоставил все полученные от Владимира Сергеевича сведения, и что получилось: он до сих пор живёт на Большой Филёвской в квартире, якобы предоставленной ему КГБ. Тут всё сходится, но, чёрт побери, почему он всё же выглядит не на положенные семьдесят семь, а максимум на шестьдесят?

Не найдя ответа, я погрузился в чтение какой-то заумной книги о теории перемещения во времени по методу "кротовьих нор" и вскорости, постоянно отвлекаясь на размышления о моём загадочном собеседнике, заснул.

И на этот раз я намеренно зарядил все свои донки оставшимися живцами, чтобы не отвлекаться по пустякам. Владимир Сергеевич, в свою очередь, поставил свои и, как обычно, подсев поближе, продолжил свою историю.

– Девушка постучала в дверь своей квартиры (это была коммуналка). Долго никто не открывал. Наконец щёлкнул замок, и древняя старушка, высунув голову, спросила:

– Кого вам?

– Прасковья Ивановна дома? – запинаясь и страшно бледнея, спросила Галина.

Старушка присвистнула:

– Эк хватила, девушка! Семь лет как отсюда переехала.

– Куда? – Галину аж трясло.

– В Печатники, в новостройки. А вам что?

– А Света… с ней?

– Светка замуж вышла, двадцать лет уже. То ли на Песчаной у мужа прописана.

– А адрес у ма… у Прасковьи Ивановны какой?

– Не помню, дочка. Паша приезжала раньше, пока не разболелась совсем – с ногами у неё что-то. Говорила, хорошо всё в новостройках, адрес оставляла, но я то ли сослепу потеряла бумажку.

– А кто может адрес её знать?

– В ЖЭКе спроси, девушка, может, подскажут. Или в справочной. Да что ты всё спрашиваешь? Ты кто ей?

Старушке, несмотря на, видимо, природное добродушие, всё-таки такие расспросы на ночь глядя стали казаться подозрительными.

– Жила я здесь раньше, – отрешённо прошептала Галина.

Старушка так выразительно посмотрела на девушку, что я поспешил поблагодарить её и замять разговор. Хорошо, подумал, что в бараках-коммуналках наверняка нет телефона, а то бы "скорая" уже ехала.

Мы вышли на улицу. Я отвёл девушку подальше от её прежнего дома. Сели на скамейку. Я закурил.

– Идём в ЖЭК! – вдруг вскочила Галина. – Идём!

– Какой ЖЭК? – Я был утомлён всей этой историей страшно. – Времени-то сколько. Завтра.

Галина посмотрела по сторонам – действительно, темень – и села рядом.

– Это Ксения Гавриловна, – прошептала она – и зарыдала.

– Какая Ксения Гавриловна?

– Соседка наша, – сквозь слёзы прошептала Галина. – Она меня не узнала. – Девушка всхлипнула и вдруг попросила: – Дайте закурить!

Вот это дело! Хоть что-то в этот сумасшедший день человеческое.

Пока девушка не столько курила, сколько кашляла, я принял решение.

– Галина, – спросил я, – как по батюшке?

– Николаевна.

– Галина Николаевна, я – учитель, я вам помогу. Сегодня переночуете у меня – места хватит, а завтра я найду вашу маму и сестру по городской справочной. Как их, Прасковья Ивановна и Светлана Николаевна Соловьёвы?

– Да.

– Найдём! – И я как можно бодрее добавил: – Ну что, поехали?

– Угу.

Конечно, подвергать девушку такому шоку, как поездка на метро, я не решился, пришлось ловить такси. Поймал, к счастью, быстро. Пожилой усач поворчал, покосившись на растрёпанную девушку в грязной кофте, но промолчал.

Галина сидела в машине на удивление спокойно – спасибо тебе, ночь! – только время от времени потирала виски руками.

– Что, по парку гуляли? – спросил наконец таксист.