Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

Само подошел к столу и покусанной рукой вытащил из кармана большой кисет. Развязав его, высыпал на стол кучу монет.

— На свадьбу-то хватит? — спросил отец.

— А нет, так займу! — сказал Само.

Тут в пчельнике раскрылись двери и раздались возгласы матери и Кристины. Они вбежали в пчельник, обняли Само, расцеловали его, но по-настоящему удивленно вскричали лишь тогда, когда узрели на столе горку монет. Они погружали в них пальцы, ласкали их, охали, блаженно смеялись и про Само почти забыли. Перед пчельником отец прощался с учителем, и Само успел сунуть палец в рот и высосать из него ядовитые жала. «Мы точно пчелы, — ворчал он злобно и презрительно, — да, точно пчелы, только в заду у нас жала нету…» И вдруг ему стали противны деньги, которые заработал, — он за милую душу разбросал бы их по саду, втоптал ногами в рыхлую землю или запихал бы псу в его вечно голодное брюхо. Противно стало и собственное усердие. Но мать уже сгребала золотые в передник, и каждое новое звяканье срывало с ее смеющихся уст счастливый вздох.

Кристина проснулась посреди ночи. Она была одна. Месяц, скользнув в маленькую комнатенку через крохотное оконце, тихо облизывал своим холодным светом потрескивающие деревянные стены. На дворе завыл пес; взлаяв, заворчал, а потом вдруг успокоился. Но Кристина заслышала тихие шаги. Она глубже нырнула под перину, затаив со страху дыхание. Шаги приблизились к ее окошку, замерли. Она могла закричать, завизжать, и в миг к ней прибежали бы отец или мать. Или могла потихоньку выскользнуть из-под перины и спрятаться в доме — там, где спали остальные. Ан нет, она и не шелохнулась — ждала. Когда в окно раздалось резкое постукивание, она глубоко вздохнула, но не отозвалась. Лишь встала, подкралась к окну и в месячном свете разглядела фигуру. Стук повторился.

— Кто там? — спросила.

— Я!

Она узнала голос, но долго молчала. Опершись спиной о прохладную стену, ждала.

— Пусти меня! — прогремел голос. — Кристинка! — раздалось немного погодя уже мягче.

Ее пронзило холодом и снова бросило в жар. Вдруг она заторопилась. Нашарила впотьмах платье, кое-как напялила его на себя. Уже протянув руку, заколебалась было, но потом отворила окно настежь.

Матей Срок подступил к окну, ухватился за раму обеими руками и без натуги втянул себя в комнатушку. Затворив за собой окно, прошел на середину комнаты.

— Садись! — предложила Кристина.

Он порывисто шагнул к ней. Она уже чувствовала на лице его дыхание, уже уступала его силе, но стоило ему на мгновенье ослабить объятие, как она выскользнула.

— Засвечу лампу!

— Не нужно! — бросил он раздраженно.

Они сели напротив, глядели друг на дружку без слов и постепенно стали различать лица, как и днем. Глаза их блестели в свете месяца, и сердца непомерно часто стучали. Дышали они шумно, взволнованно.

Залаял пес, Матей повернул голову к оконцу.

— Кошка! — сказала Кристина тихо. А минуту спустя, услыхав шаги, оба замерли.

— Кот в сапогах! — сказал Матей и подошел к окну. Она тихо двигалась за ним. Оба посмотрели в окно на придомье, тускло освещенное месяцем. Увидели медленно качающиеся деревья. Услышали приближающиеся шаги. Вдруг неподалеку от окна остановился мужчина, широко раздвинув ноги. Шляпа затеняла лицо, и фигура его почти сливалась с окружающей тьмой.

— Кто это? — прошептал Матей и резко схватил ее за руку.

— Не знаю! — пробормотала она.

Мужчина в шляпе взмахнул рукой, и в стекло ударился камешек.

— Я его, клянусь богом!.. — вскричал Матей и уж было кинулся с вытянутой рукой к окну.

— Останься! — задержала она его ласковым прикосновением.

Он лишь яростно запыхтел, дернулся всем телом, но поддался ее настоянию. Оборотившись, заглянул ей в глаза, хотел опять о чем-то спросить, но Кристина ладонью прикрыла ему рот. В первый раз он улыбнулся.

— Моей будешь!

Он привлек ее к себе.

Мужчина ходил вокруг дома и дразнил собаку почти до утра. Камешки стучали в стекло, временами слышался глубокий вздох, но за Кристининым окном словно тихий ангел пролетел.

Матей Срок убрался лишь тогда, когда в доме раздались первые звуки: перхание старого Пиханды, скрип дверей и визг попавшей под ноги кошки.

Отец грохал в сенях, жадно пил холодную, отстоянную воду, потом на дворе стал что-то тесать топором. Постепенно все угомонилось, только Кристинино сердце гулко колотилось в груди. Истомленное тело металось в отсырелых перинах. В долгом сновидении Кристина словно проваливалась в беспамятство, пробуждалась и вновь ее охватывало томление. Она даже вскрикнула от испуга, когда мать постучала в дверь.

— Спишь?

Кристина высунулась из-под перины и опасливо поглядела на мать.

— Не-а! — ответила.

Было утро, уже совсем развиднелось.

— Ты что, захворала? — спросила опять мать.

— Не-а, мне ничего!

— Так вставай, затопи печь и сбегай в коровник!..

Весь день Кристина сновала по дому как во сне. Она не заметила даже, когда и как растопила печь, когда подоила корову, когда повыдергала поспевший лук на огороде, сварила обед, когда прочистила трубу и стала готовить ужин. То и дело обращала взор к калитке, словно кого-то ждала или сама хотела выйти на дорогу, ведущую к цветам и деревьям, обсыпанным пыльцой и сочащимся разымчивыми соками.

После ужина, когда в кухне у теплой печи остались только отец с матерью, на дворе злобно залаял пес. Кристина, вскочив от шитья, замерла. Отец с матерью удивленно посмотрели на дочь, словно искали у нее ответа. В эту минуту раздался стук в дверь.

— Входите! — позвал гостей Мартин Пиханда.

Двери широко отворились, и в кухню вошли улыбчивые сваты: крестный отец Павол Друс и Юло Митрон, двоюродный брат Матея Срока. Сам Матей, празднично одетый, стоял позади, возвышаясь за их спинами, и не сводил глаз с Кристины.

Они поздоровались и попросили у ее родителей позволения войти в дом. Получили его. Отец с матерью переглянулись и сразу догадались.

— Позови Само! — приказал отец, оборотившись к Кристине.

Вся сконфуженная, растерянная, она побежала звать старшего брата. Когда Само вошел и очнулся от минутного изумления, сваты Друс и Митрон попросили у родителей руки Кристины для честного и всеми уважаемого Матея Срока.

А минуту спустя дело было слажено.

Быстро договорились и о сроках свадьбы. Кристина стыдливо села поодаль от Матея Срока. Переглядываясь, они украдкой улыбались друг другу, а мать тем временем собирала на стол палинку и еду.

Пропустив сколько-то рюмочек, гости разговорились. Каждый гудел о себе, хотя прежде всего полагалось бы хвалить невесту и жениха.

Сват Друс, опрокинув в рот очередную стопку, облапил за шею расчувствовавшегося старого Пиханду.