Валентин Ежов - Вольная жизнь

За столиком, у раскрытого окна, сидел боцман, Пал Палыч, его супруга Клава, его друг Гриня Потемкин и два, по давнему обычаю, приглашенных бича. Один из них был патлатый, другой лысый.

Музыка кончилась, танцевавшие моряки зааплодировали. Сидящий ближе к окну патлатый бич налил в фужер водки и произнес с убийственной вежливостью:

— Простите, можно сказать тост? — Он посмотрел на боцмана.

Гриня тут же повернулся к Клаве:

— Клава, можно сказать тост?

Клава, как всегда, ответила без тени юмора:

— Можно.

Бич встал, поднял рюмку. Оркестр в это время играл медленную мелодию.

— Предлагаю выпить за Пал Палыча, лучшего боцмана рыболовной флотилии, не один раз обогнувшего земной шар!.. И за тебя, Гера!

— Вообще-то я Гриня, но это все равно, — спокойно заметил Гриня.

Патлатый смущаться не привык:

— За тебя, Гриня! За всех нас, тоже немало похлебавших соленой океанской водицы!.. Как сказал мой близкий кореш, моряк и поэт Гриша Уголек: «Мы живы друг другом, друзья! У нас одно плечо».

Все выпили.

Клава растрогалась:

— Хороший тост. — И тоже пригубила.

На улице за раскрытым окном появилась голова еще одного бича. Протянув руку через подоконник, он подергал за рукав патлатого, собачьими глазами смотревшего на него. Тот повернулся к боцману:

— Можно угостить человека?

Гриня быстро спросил у Клавы:

— Клава, можно угостить человека?

Клава, как всегда без юмора, разрешила:

— Можно.

Патлатый, плеснув в фужер водку, протянул через подоконник. Бич, жутко сморщившись, выпил и пожелал всем:

— Семь футов под килем!

Клава между тем повернулась к Грине, насмешливо посмотрела на него.

— Ты, Потемкин, чем выгребываться, лучше б о себе подумал, о своей жизни дальнейшей.

— А у меня все о'кей… Симпл лайф.

— Чего-чего? — не поняла Клава.

Гриня взял с колен свою матерчатую кепочку с пришитым к козырьку верхом, повернул ее тыльной стороной к Клаве, спросил:

— По-английски сечешь? Видишь что написано? — показал пальцем на надпись. — Симпл лайф.

— Ты мне дурочку не запускай, — Клава повернулась к мужу. — Павел, что тут написано? — спросила строго.

Боцман вздохнул…

— Все прилично, Клава. Лайф — это кайф, то есть жизнь, а симпл — не знаю.

— Этого, Клава, никто не знает, — сказал Гриня. Клава с укором покачала головой.

— Докатился. Сам не знаешь, какая у тебя жизнь! Ну, ничего — завтра новую начнешь. Билет не потерял? — Гриня, сунув два пальца в верхний карман куртки, вытянул железнодорожный билет. — Повтори маршрут, — она требовательно смотрела на него.

— Все помню, Клава.

— Повтори.

Гриня заученно отбарабанил:

— Сутки на поезде, два часа на электричке… Село Кукушкино. Спросить Антонину Грушину.

— Забыл: дом под красной крышей!

Гриня кивнул, помолчал, робко спросил:

— Клава, а может, я еще пару дней покантуюсь? Напоследок?

Клава округлила глаза.

— Ты что!.. Ты что! Слово дал, а теперь девушку обмануть хочешь?

Гриня вздохнул. Боцман хлопнул его по плечу.

— Не тужи, Гриня! Тоська — баба что надо! Гриня усмехнулся:

— Лучше Клавы?

— Лучше!.. Ровно в два раза! — он развел руки, показывая габариты грининой невесты. — Во!.. Выпьем за нее!

Этого предложения только и ждали Патлатый и Лысый. Они опрокинули свои фужеры разом. А боцману Клава не дала налить, отобрала бутылку.

— Тебе хватит — грубить начал! — повернулась к Грине. — Я бы тебя сама отвезла, но этого, — кивнула на боцмана, — не могу оставить.

Боцман обиделся:

— Не доверяет!.. А мне, между прочим, корабль доверяют!

— На море тебе можно все доверить, на суше. — ничего! — отбрила Клава.

Оркестр перестал играть, и сразу в зале раздался громкий возглас:

— Маша, стриптиз!

Этот возглас подхватили по всему ресторану:

— Ма-ша, стрип-тиз! Ма-ша, стрип-тиз!!!

Маша, улыбаясь, вышла на авансцену. В зале наступила тишина. Поднялся барабанщик, несколько раз ударил по тарелочке.

— Объявляется лотерея-аукцион… Лот номер один — стриптиз Маши с поцелуем! Начальная цена поцелуя десять долларов США. Кто больше, господа?

Голос из зала:

— Пятнадцать!

— Пятнадцать — раз!.. Пятнадцать — два!

Голос из зала:

— Двадцать!

— Двадцать — раз!.. — начал барабанщик.

Голос из зала:

— Тридцать!

— Тридцать — раз!.. Тридцать — два!.. Тридцать…

Голос из зала:

— Сорок!

Барабанщик начал выкрикивать медленнее.

— Поцелуй Маши — сорок долларов — раз… Поцелуй Маши — сорок долларов — два… — он сделал паузу. — Сорок долларов… — он сделал очень большую паузу. Зал молчал.

— Сто! — громко сказал Гриня в тишине.

— Идиот! — еще громче сказала Клава в этой же тишине.

Стриптизерша Маша, посмотрев в сторону Грини, ласково улыбнулась. Лицо Клавы описать было трудно. Барабанщик зачастил:

— Сто долларов — раз. Сто долларов — два. Сто долларов — три! — ударил по тарелке.

Он сел, раздалась барабанная дробь. Свет погас. С двух сторон прожекторы осветили Машу. Маша несколько раз повернулась вокруг себя, демонстрируя длинные полные ножки. Снимать ей с себя было мало чего. Она расстегнула пояс, помахала им, потом одним движением руки сверху донизу расстегнула молнию своего мини-платья. Сдернула его с себя. Высокая грудь ее оголилась, бедра тоже, она осталась только в маленьких, отделанных кружевами трусиках. Маша повернулась еще раз, демонстрируя свою высокую грудь и крутые бедра. Зал зааплодировал. Не выдержав, из зала кто-то закричал:

— Даю еще сто! Раздевайся совсем!

Маша нежно улыбнулась:

— Совсем — только вместе с тобой, голубок!.. Выходи!

Зал заржал и снова зааплодировал. Кричавший не вышел. Маша, надела на себя платье. Свет зажегся, и она, сойдя с эстрады, направилась к столику Грини. Гриня поспешно крутил цифровой замок кейса, в нем что-то заело. Кейс открылся, как раз когда Маша подошла к столу. Он был наполнен пачками денег. Гриня достал из отдельного кармана кейса небольшую пачку двадцатидолларовых купюр, отсчитал пять штук и, поднявшись, вручил их Маше. Маша с улыбкой приняла деньги, изящным движением сунула их за отворот платья и, обвив двумя руками шею Грини, очень крепко поцеловала его в губы. Снова раздались аплодисменты. Боцман сидел не дыша, косясь на кругленькие ягодицы Маши, которые находились в одном сантиметре от его глаз.

Маша, поцеловав Гриню, ласково потрепала его ладошкой по лицу и пошла к эстраде. Боцман залпом выпил стопку водки. Гриня сел и тоже налил себе, не спеша выпил, повернулся к Клаве.

— Ты права, Клава, надо жениться.

Клава сидела насупившись, строго поджав губы. Под шумок хватил свой фужер и патлатый бич. Лысый ударил ладонью по столу, крикнул:

— Надо жениться! — опрокинул в рот фужер.