Анна Майклз - Пути памяти

В межвоенный период Дебенхэм участвовал в создании Полярного института Скотта. Время от времени они с Атосом обменивались письмами, и именно Дебенхэм как-то сказал Атосу о том, что Гриффит Тэйлор организует новый географический факультет в университете Торонто.

Гриффит Тэйлор был наслышан о Торонто, потому что другой участник экспедиции Скотта, Сайлас Райт, там родился и вырос. Райт с Тэйлором пешком дошли от Кембриджа до собора Святого Павла, где располагалась контора по набору участников экспедиции, надеясь убедить Скотта этим марш-броском в серьезности своих намерений. Чтобы на протяжении двенадцатичасового путешествия у них не иссякли силы, они взяли с собой в дорогу крутые яйца и несколько плиток шоколада. Райт любил плавать на каноэ и ходить в походы по медвежьим углам на севере провинций Онтарио и Британская Колумбия, он очень переживал, когда ему говорили, что ученым вовсе не обязательно иметь такие же мышцы, как у моряков, и во время плавания к Антарктиде брал рифы с такой сноровкой, что даже лучшие из них могли бы ему позавидовать. А как только они вернулись из полной лишений и опасностей антарктической экспедиции, Райт утащил с собой Дебенхэма в долгий поход по северо-западной Канаде.

В самом сердце Британской Антарктики Райт постоянно говорил о своем канадском происхождении, хотя относился к нему с искренним юмором. Тэйлору очень нравилось называть Райта «американцем», за что он получил по заслугам – как писал в дневнике Тэйлор: «Райт как-то набросился на меня, и дело кончилось тем, что он порвал мне карман».

Антарктический дневник Тэйлора пестрит восклицательными знаками, будто он постоянно удивлялся тому, о чем писал, как будто весь тот опыт, который он приобрел в этом царстве льда, представлялся ему галлюцинацией. Он писал об однодневных путешествиях с Райтом, в том числе и об их походе на мыс Ройдз, где стояла заброшенная хижина Шеклтона. [66] Шеклтон, Эрнест Генри (1874–1922) – английский исследователь Антарктики, в 1914–1917 гг. возглавлял экспедицию в Антарктиду. Открыв дверь, они вошли в безупречно убранное помещение. Их ждал там стол, накрытый два года назад, с печеньем и вареньем, булочками и пряниками, со сгущенным молоком, прекрасно сохранившимся на морозе. Райт с Тэйлором вошли в комнату, где витал дух Шеклтона, сели за стол и поели, как будто давно покинувший хижину хозяин послал им приглашение, и два года спустя они пришли к нему в гости точно в назначенное время.

Атос очень жалел, что ему не довелось встретиться с Райтом, который навестил Тэйлора всего за неделю до нашего приезда в Торонто. Оба исследователя Антарктики ходили на Канадскую национальную выставку, где лакомились толченым льдом, залитым в бумажных стаканчиках фруктовым сиропом, развлекались на аттракционах, смотрели представление дрессированных лошадей. Это были те же самые люди, которые первыми вдвоем пересекли Сухую долину в Антарктиде, – таинственное место, где за два миллиона лет с неба не упало ни одной снежинки, не выпало ни капли дождя. Теперь Райт вернулся в родной город и показывал ему выставку-ярмарку, на которую не раз бегал еще мальчишкой.

Тэйлору очень хотелось пригласить к себе на факультет кого-нибудь из выпускников Кембриджского университета, а Дебенхэм рассказывал ему об Атосе. Тэйлор с Атосом договорились о встрече в Афинах в 1938 году, когда Тэйлор путешествовал по Греции, работая над лекцией «Взаимосвязи и культура», которую читал в Кембридже. Гуляя по городу, они выяснили, что их взгляды на географию и пацифистские убеждения во многом совпадают, оба считали, что науку надо использовать на благо мира – Тэйлор называл эту концепцию «геопацифизмом». Они обсуждали нацистскую теорию превосходства «нордической расы» и антисемитизм, говорили о том, как можно использовать географию для развенчания опасных политических измышлений. Они поражались сходству взглядов, как нередко удивляются друг другу люди, разделяющие одинаковые убеждения.

Тэйлор пригласил Атоса преподавать в Торонто, и Атос принял его предложение, хотя так случилось, что война помешала ему уехать в намеченный срок. Мы прожили в Торонто всего несколько лет, когда выяснилось, что Тэйлор болен раком. Вскоре он ушел на пенсию и вернулся в родную Австралию.

Вот так – потому что уроженец Торонто Райт отправился в антарктическую экспедицию вместе с Тэйлором и Дебенхэмом, потому что Дебенхэм наведался как-то в Салоники, но главным образом из-за соли – мы с Атосом оказались на борту корабля, плывущего в Канаду.

Атос любил резные холмы родины, покрытые рощами и стадами пасущихся овец. В бумажнике он всегда носил с собой фотографию панорамы Закинтоса, открывающуюся с горы, на которой стоял его дом.

– Когда смотришь на какое-то место с любовью, видишь его в ином свете точно так же, как любовь меняет отношение к предмету, который держишь в руке, зная, что он принадлежал близкому тебе человеку. Если тебе хорошо знакома раскинувшаяся перед глазами панорама, то и на все другие виды ты будешь смотреть другими глазами. А если научишься любить какое-то одно место, то сможешь когда-нибудь научиться любить и другое.

Перед тем как уехать с Закинтоса, мы упаковали книги из библиотеки Атоса и отправили их посылками по адресу семьи Мициалис в Афины. Атос пометил все коробки, чтобы Костас знал, какие из них переслать дальше в Канаду, а какие отправить в семейное гнездо рода Руссосов на острове Идра. Он расположен гораздо ближе к Афинам, от Пирея до него можно добраться всего за день. Атос не знал, сколько лет мы проведем вдали от дома; отправляя книги, он хотел спасти их от возможного землетрясения.

За последние сто лет землетрясения трижды разрушали Закинтос, последнее из них случилось в самом конце прошлого века. В 1953 году, через несколько лет после того, как мы перебрались в Канаду, земля на Закинтосе вновь вздыбилась, как будто ее толчками поднимал автомобильный домкрат, и весь город сровняло с землей. Практически все строения на острове были разрушены до основания, включая домик Атоса. Старый Мартин прислал нам снятую Иоаннисом фотографию гетто, на которой среди руин виднелась лишь одинокая пальма, она, как жуткий дорожный знак, показывала, в каком месте разрушенной улицы он стоял. Со временем город Закинтос отстроили заново, строители возродили в первозданном облике венецианский стиль зданий, выходящих фасадами на гавань. Однако Атос решил не восстанавливать ни фонтан Никоса, ни лежащий в руинах дом на горе.

– Большинству островитян удалось спастись, – сказал мне Атос, – потому что они доверяли поведению животных. Землетрясения, столетиями разрушавшие Закинтос, приучили его жителей верить знакам, которые давали людям звери; на протяжении веков предвестники приближавшихся катастроф передавались из поколения в поколение. За полдня до начала землетрясения собаки и кошки выскакивали на улицы, лая и мяукая, как сумасшедшие. Поднимался такой вой, что слов человеческих расслышать уже было нельзя. Охваченные паникой козы крушили ограды загонов, червяки выползали из земли, даже кроты боялись оставаться в норах. Гуси с курами взлетали на деревья, свиньи норовили откусить друг другу хвосты, коровы вырывались из хлева и разбегались куда глаза глядят. Даже рыба выпрыгивала из воды на берег. Крыс шатало как пьяных…