Марен Мод - Сальто ангела

Я лечу на крыльях надежды. Я отметаю все проблемы, отгоняю все тучи. Что скажет моя семья? Отец, мать, братья, дяди, тети, преподаватели в университете? Отметаю, отметаю…

Что скажет Сара? Перед ней я умолкаю, наступает тишина, я больше не лечу. Я вновь на земле, душа болит.

Я заплатил сто франков за начало этой бури, этой войны со своей судьбой. Точно канатоходец на невидимой проволоке, я оглядываю окружающий меня мир.

Мне предстоит разрезать его на две части и навсегда выбрать свою половину. С одной стороны — Сара, моя первая любовь, она служит мне ширмой, за которую я прячусь; мама, окончание учебы, мрачные физиономии экзаменаторов, будущее молодого адвоката или чиновника. Но из этого мира я начинаю понемногу исчезать. Меня сотрет простая резинка. С другой стороны — улица Аббес, ночной Монмартр, тротуары, заполненные проститутками женского и мужского пола, травести, похожими на меня. В этом мире я еще не совсем свой, мой силуэт обозначен неясно, и требуется рука мастера, чтобы его закончить. Часть мира, своеобразное гетто, опасное, но единственное, где я смогу нормально существовать.

— Сядь здесь.

За сто франков я наконец увижу себя нарисованным, нарисованной. Итак, это будет первый женский образ в моем тайном личном альбоме.

В руках профессионалки мое лицо превращается в белую маску, на которой она, рисуя маленькими кисточками, показывает, каким я могу стать: зеленый карандаш для глаз, розовый крем на щеки, искусственные ресницы, розовая губная помада. Она добавляет немного пудры «Макс Фактор», болтая со мной о макияже, о карандашах для бровей и т. п. Все, что есть мужского во мне, исчезает.

Я заплатил сто франков, и я этого никогда не забуду.

— Не смотри, еще не кончено…

Я дрожу. За всеми этими коробочками с кремом, за всеми этими рабочими инструментами проституток для меня целое открытие. Я столько лет был некрасивым! Кто может себе вообразить то счастливое состояние, которое я испытал? Только урод способен меня понять. Урод, который по мановению волшебной палочки становится вдруг необыкновенно красив.

Все кончено, мужчина исчез, и только что родился мой новый образ. Я хочу посмотреть.

— Рано еще…

Эта комната проститутки превратилась в мастерскую художника. Она надевает на меня белье, выбирает платье, затем оглядывает свою работу и отступает назад, чтобы лучше меня разглядеть, зажигает огни рампы и представляет меня публике. Я сам — моя публика, и я плачу от этого зрелища. Наконец это я. Такая, какой я всегда себя воображал. Может быть, красивая, и уж во всяком случае, вполне ничего.

Секунды, минуты проходят в молчании. Я любуюсь своим лицом. Мой Пигмалион удовлетворен, комментирует свою работу, кружится вокруг меня и дает разные советы. Однако я ее почти не слышу. Я не отрываю взгляда от моих собственных глаз в зеркале, я как бы здороваюсь с самим собой.

Это целая церемония, моя свадьба с самим собою. Пусть никто не смеется и никто не осуждает. Вы не можете этого знать. Вы ничего не знаете, вы, кто легко родился и хорошо себя чувствует в своем теле. Вы, которые знаете свое лицо с самого детства, помолчите, я только что родилась, я заплатила сто франков за эти роды, и в них не было ни грязи, ни унижения, ни боли. Я ничего не должна ни своей матери, ни своему отцу. Я не явилась из раскрытого чрева, как это было двадцать лет тому назад, маленьким недоразвитым чудовищем. Эта проститутка родила меня прекрасной. Она берет мою руку и говорит:

— Сегодня вечером мы пойдем гулять, Золушка. Уличная фея напоследок напутствует меня:

— Ты будешь разговаривать негромко, следи за своим голосом, удерживай его в горле, не смейся и не кричи. Ты не должна махать руками при ходьбе и постарайся сделать шаг более мелким. Если ты не знаешь, куда деть руки, держись за сумку.

И я пошла на бал среди себе подобных в ночной клуб на улице Монахов. Моей каретой было такси, а кучером — шофер с Пигаль. «Добрый вечер, дамы», — обратился он к нам без всякой задней мысли.

— Представляю тебе новенькую, — сказала Пигмалион бармену.

Шампанское ударило мне в голову. Взгляды женщин заставляют меня вздрагивать от удовольствия. Ревность одних, недоверие других, я чувствую себя их соперницей. Я забываю о том кусочке плоти, который упрятан в кружевные трусики. Все ищут для меня имя. Передо мной проходит вереница Джиованн, Генриетт, Линд, Надь, Клавдий, Аманд. Кто-то говорит:

— Все эти имена на «а» напоминают транссексуалов, а она не транссексуал. Другой добавляет:

— Это правда, она не транссексуал, посмотри, у нее ни волоска на подбородке, ей не надо бриться. Ты видел, какая у нее кожа, нежная, словно у младенца.

Меня щупают, рассматривают, критикуют:

— Ноги, конечно, большие, ну, да ничего… А ты видела плечи? Я бы немножко подретушировала нос…

— Не согласна. Нос очень характерный. А ты видела глаза?

Это моя ночь. Самая длинная. Мое прекрасное опьянение. Кто это мне сказал: «Добрый вечер, мадемуазель»?

Они назвали меня Магали. Они, женщины ли, мужчины ли — неважно. Они обещали мне найти друга.

Я пьян от всех этих открытий. Ночь кончается. Первое предупреждение: я плачу за праздник по моей чековой книжке на имя Жана Паскаля Анри Марена. Это меня удручает. Я плачу как мужчина и я подписываюсь мужским именем. С зарею все исчезнет. Я снова исчезну, меня точно смоет водой.

Магали исчезает. Кто это спит рядом с проституткой с Монмартра? Такой нежный и добрый.

— В один прекрасный день ты заживешь как женщина. Наступит день, когда это станет возможным. Есть врачи, операции, не отчаивайся.

Нет, я не покину поле боя, из этой войны я выйду только победителем. Я не буду ни травести, ни опозоренным. Я не хочу скрывать свой позор до конца дней. Я прикончу тебя, Жан Паскаль Анри. Это преднамеренное убийство, я прибегну к тому, что называют настоящим средством, а именно: химическое оружие — гормоны. Они разрушат тебя навсегда, ты ведь просто узурпатор, выдающий себя за меня. Даже сейчас — умытый, с гладкими волосами и с плоским телом — ты все равно не настоящий. Я избавлюсь от этого эмбриона, который служит предлогом, чтобы все называли тебя мужским именем.

— Спи. Я завидую тебе…

Моя проститутка Пигмалион, мой создатель, храпит по-мужски рядом со мной. У нее есть член и на лице виднеется пробивающаяся борода. Ей не повезло, она должна сражаться каждый день против очевидных вещей, прибегать непрерывно к жалким уверткам, изобретать прикрытие для знака своей принадлежности к мужскому полу. Ей нужно переносить пытки электричеством, чтобы выдернуть каждый волос на подбородке и на ногах. Она должна соглашаться на клиентов по сто франков, чтобы оплатить будущую кастрацию в какой-нибудь далекой стране, и наступит день, когда она вернется оттуда изуродованной, с искусственными грудями из силикона, для того чтобы вести искусственную жизнь.