Марен Мод - Сальто ангела

Пять часов утра. Я еще в участке.

Кристина ждет меня. Все кончено, она сидела у телефона за нас троих и ждала звонка из больницы. Старика Симона больше нет. Он ускользнул, как он сам выразился. Инесса закрывает ему глаза, Кристина целует в лоб, я складываю его исхудавшие руки на груди. В первый раз много лет спустя я думаю о Боге. Из далекого детства ко мне возвращается желание перекреститься.

Старик Симон умер в нищете, окруженный тремя проститутками. Однако уважение к нему, связанное с его прошлым, привело к его гробу мафиози с Корсики, из Ниццы, Марселя, Тулона и других городов. Они приехали отдать дань этой бурной и необычной жизни, почтить память человека, с которым у каждого из них было связано так много, человека, умевшего хранить чужие тайны, способного оказывать неоценимые услуги и ставшего в конечном счете крестным отцом этого преступного мира.

Мы старались держаться незаметно. Они же, наоборот, все делали с шиком: цветы, пышные речи над скромным гробом, торжественные костюмы, перстни с печаткой.

«Симон был великий человек… Настоящий синьор… Кремень…»

Все эти корсиканские, тулонские и марсельские мафиози двигались важно, похлопывая себя по карманам с толстыми бумажниками:

— Десять «штук» для Симона… Думэ!

— Я тут.

— Двадцать «штук»…

— Я здесь… Мы здесь…

Действительно, они все были там. Закончив речи, они разошлись. Ни священника, ни панихиды…

В открытую могилу падает свежая роза, а самые близкие друзья орошают сухую землю струями анисовой водки.

Мрачный карнавал закончен. Я осталась сиротой.

Меня все спрашивают, боюсь ли я. Бояться операции, которая мне представляется такой же простой, как удаление воспаленного аппендикса. Решение принято бесповоротно. Тех, кого природа наделила нормальными половыми органами, мысль о подобной операции приводит в ужас. Они ничего не понимают. С самого раннего детства мое сознание было сознанием женщины. Я не могла доказать это, потому что у меня не было возможности заниматься любовью по-женски. Крошечное препятствие, мешавшее мне, я даже не считаю за член. Для меня это прыщ, нарост, от которого я теперь с облегчением смогу освободиться.

Мне не терпится встретиться с моим первым клиентом, которому мне не надо будет говорить: «Я не настоящая девушка». Покончено с гомосексуализмом, с этой позорной любовью. Конец истязаниям и стыду. Я клянусь, что никогда больше не займусь такой любовью.

Еще несколько месяцев, и я стану девственной. Я готовлюсь к этому состоянию. Меня не волнуют предостережения типа: «Такой-то умер прямо на столе. Такая-то сошла с ума, поскольку операция не удалась…»

Хирург, которому я собираюсь заплатить за операцию, кажется мне Богом, единственно настоящим Богом, способным сотворить меня наконец по-настоящему.

Искала ли я его? Конечно, я его искала. Я так давно чувствую себя женщиной, что решаю предстать перед хирургом в женском облике. В поезде я даже позволяю поухаживать за мною нескольким пассажирам, но так продолжается лишь до границы. На таможне офицер вначале с улыбкой просит у меня документы, но улыбка его исчезает, когда он открывает мое удостоверение личности. Он смотрит на мое летнее желтое платье, на лодочки, которые стоили целое состояние в магазине на Елисейских полях, на мою дамскую сумочку. На его лице нет больше и тени улыбки. Он профессионал, чиновник, он презирает проституцию и привык к переездам таких, как я, через франко-бельгийскую границу.

— Где ты собираешься работать в Брюсселе?

— Нигде, месье.

— Но ты же не собираешься выступать в специальном кабаре?

Мне делается страшно при мысли о более тщательной проверке. Этот страх не напрасный.

— Цель поездки.

— Я еду к врачу.

Он с презрением возвращает мне удостоверение.

— Это меня не удивляет.

Ему, конечно, известно, как и всем на границе. Я фигурирую в списках: «Травести отправляется оперироваться к…». Я могла бы пересечь границу незаметно, в мужской одежде, но я уже давно не могу и не хочу играть в эту условную игру. Наоборот, с отчаянием и редким упрямством я пытаюсь добиться нового удостоверения, где на фотографии было бы мое женское лицо. Чиновники из комиссариата Нейи долго занимались моим делом, заставили меня немало поволноваться и наконец, стараясь не смотреть на меня, вернули удостоверение: «Вот, месье, ваши документы».

В купе мои спутники больше не верят в историю молодой женщины, отправляющейся на уик-энд в Бельгию.

В гостиницах Брюсселя те же проблемы, но меня они больше не волнуют. Хирург с белоснежными руками принимает меня. О, эти руки! Мне они кажутся прекрасными. Это не руки, это инструменты редкой точности. Мишелю Т. лет сорок, у него темные волосы и голубые глаза. Есть что-то очень благородное во всем его облике. В него легко можно влюбиться. Он листает мою медицинскую карту, а я продолжаю любоваться им, его кабинетом, картинами на стенах, скульптурами, библиотекой. Во всем этом чувствуется вкус человека богатого, образованного, умного.

Итак, он тот, кто даст мне свободу. Я рассказываю свою историю без всяких усилий, легко и просто, до определенного момента, о котором мне бы не хотелось говорить. Этот чудо-человек не любит проституток, и он может мне отказать.

— Разденьтесь, пожалуйста.

Обнаженная, с поднятыми слегка округленными руками, я даю себя осмотреть. Я полна надежды. Мой маленький позор у меня между ног. Доктор начинает писать, бормоча какие-то слова. Я стараюсь их запомнить. «Развитие грудной железы типично женское». Удача. «Телосложение женское». Удача. «Кожа нежная тонкая». Удача…

Серия измерений, фотографий, щелчки различных аппаратов вокруг меня, все в порядке. Удача. Теперь я лежу на столе, ноги раздвинуты. «Пограничный случай между транссексуалом и интерсексуалом». Удача. Этот крошечный член становится официальной причиной необходимости моего превращения в женщину. Здесь его не проверяют на эрекцию, чтобы окончательно установить пол. Его не ощупывают, не осматривают с презрением и недоверием. Ошибка природы очевидна, и она должна быть исправлена. Для хирурга это абсолютно ясно.

С кипой направлений я лечу в лабораторию. Всевозможные анализы крови, рентген, гормональный баланс и, наконец, консультация у сексолога.

Передо мной бородатый задумчивый мужчина. Мы говорим с ним о психологическом аспекте. В моем случае изменение документов необходимо. Моя женственность не просто образ. Сексологу это понятно. Таким образом, последнее препятствие исчезает.

Первая ночь в Брюсселе. Комната в плохом отеле, жесткая кровать, шум из ночного бара — ничто не мешает мне мечтать. Я приобщаюсь к религии женщин. Я выполняю свои последние обязательства и пишу маме: «Твой любимый сын скоро превратится в дочь». Я хочу, чтобы она поняла всю важность этого превращения, с которым она в душе никогда не была согласна. Мне хочется, чтобы она признала этого нового ребенка, который должен появиться на свет, и чтобы она согласилась быть его матерью. Пусть она узнает, что единственным путем, приведшим меня к утверждению моей женственности, был путь проституции. Я ни за что не отвергну этот путь, даже когда стану дорогой и изысканной жрицей любви, когда клиенты будут платить за мое тело его настоящую цену и никто больше не увидит во мне мужчину, появившегося на свет из-за ошибки природы двадцать восемь лет назад. Наконец я засыпаю. Я сжимаю подушку в руках, сворачиваюсь калачиком и сплю, как ребенок, который с нетерпением ожидает нового дня.