Михкель Мутть - Международный человек

По соседству с борделем

Они свернули с главной улицы в узенький переулок. Он был довольно мрачный. Между высящимися с двух сторон семиэтажными домами виднелась тонкая полоска синего неба. На верхних балконах сушилось белье. Слева внимание Фабиана привлекла пестрая реклама с полуголыми девицами.

Там же, в пятидесяти метрах, они обнаружили дверь с вывеской “Petitе Parisienne”. За стойкой хлопотал портье, который бегло говорил по-английски. Да, он о них уже знает. Их комнаты, конечно, не люкс, но зато дешевые.

Почему-то портье запросил у них паспорта. Может, здесь объявлялись элементы, которые норовили покинуть гостиницу, не заплатив, или в отношении которых испытывала интерес полиция?

“Не отдавайте паспорта, только удостоверение личности гражданина Эстонии, если оно у вас есть, — посоветовал шеф. — Там имеется несколько слов и на французском”.

Фабиан, оплачивая счет, был рад, что последовал совету Коэрапуу и не отдал все деньги Рудольфо. Из того, что у него осталось, как раз хватало на одну ночь, на пять гамбургеров и на такси в аэропорт.

Комнаты и впрямь были аскетичными.

Там была полуторная кушетка и приторно пахнущие прорезиненные занавески, маленькая тумбочка в изголовье и раковина. Туалет был в коридоре, к счастью, в их половине. Зато в номере имелось биде.

“Что бы это значило? — почесал затылок Екабс. — Туалета в номере нет, а биде есть?! Никакой логики”.

Но причина выяснилась с наступлением вечера. Все чаще в коридоре стали слышны пьяные крики и визги. Где-то выстрелила пробка шампанского, где-то играли фламенко. Двери хлопали. Оставалось впечатление, что сюда беспрерывно входили и отсюда выходили.

Андерсон, как самый молодой и невинный, сильно побледнел. Остальные чувствовали себя неловко. Фабиану вспомнилась реклама с голыми девицами. Теперь они поняли, куда попали на ночлег. Это заведение обслуживало находящиеся рядом стриптиз-клуб и танцзал. Сюда приходили на час-другой с девушкой. Для этого здесь биде.

“Прекрасное местечко, — потирал руки шеф. — Тихий уголок, и в то же время жизнь бьет ключом, как в сердце урагана. Подходящее место для подведения итогов „Миссии“ и составления планов на будущее. Да-а... — И он обернулся к Орвелу, который зашел к ним в комнату, готовый к услугам. — У тебя есть немного денег? Замечательно, вот тебе еще десять долларов, чтобы посетить бордель по соседству, — произнес он. — Дело в том, что мы намерены заняться разработкой важных политических решений и... сам понимаешь... это вряд ли может тебя интересовать”.

“Я и сам хотел попросить, нельзя ли мне высвободить вечерок, — произнес Орвел униженно. — Последний вечер все-таки. Надо развеяться немного. Я и так вкалывал в поте лица. А денег мне не надо, уж как-нибудь обо мне позаботятся. Я уже договорился с парнями из Американского CIA устроить тут пирушку. Они же мои старые знакомые. Пообещали забить время в публичном доме, а потом — в бассейн. Французы тоже собирались прийти. Но я постараюсь вовремя вернуться, когда понадобится чемоданы таскать. Ну пока, стало быть!”

И он удалился.

“Пойти тоже, что ли, прогуляться, — подумал Рудольфо вслух. — Но у нас еще много работы. Да-да, — подтвердил он, уловив выражение лица Фабиана. — Нам нужно составить декларацию „Всем народам мира“, в которой мы свято подтвердим, что теперь, когда наша независимость, можно сказать, зарегистрирована и для нас открылась дорога в Мировую Схему, мы будем привержены демократическим принципам, правовому государству и свободному предпринимательству”.

Он отправил Фабиана за Екабсом и Андерсоном, но их не было, они успели улизнуть.

“Ничего”, — произнес Рудольфо утешительно. Он вынул из своей папки с золотыми застежками пачку бумаг и хотел было положить ее на стол. Но стола не оказалось. Что делать? Он фыркнул и пристроил свой чемоданчик-дипломат на биде, а сверху положил бумаги, сам сел рядом в позе портного. Фабиан сделал то же самое.

“Мне кажется, что, приступая к составлению настоящего документа, мы должны прежде всего исходить из идеи restitutio ad integrum”, — торжественно произнес шеф.

“Да, но мы должны учитывать и тех, кто в принципе не против эстонского национального государства, но хочет исходить из реальных изменений, произошедших в мире за это время”, — предложил Фабиан так же торжественно.

“Разумеется, — кивнул Рудольфо. — Мир изменился”.

“И почему бы не сказать просто — восстановление на основании преемственности? — предложил Фабиан. — Это понятнее, нежели ad integrum”.

“В этих словах есть колорит”, — кивнул шеф.

Так они работали. Время от времени в коридоре и в соседних комнатах раздавались разные звуки, кто-то влепил кому-то пощечину, кто-то стонал от любовных утех. Прошли часы. Наступило время ложиться спать.

Ничего приятного это не сулило, потому что кровать была всего одна. Они легли, отодвинувшись друг от друга поближе к краю. Из-за чего Фабиан вскоре оказался на полу. Он снова лег и лежал очень тихо. Немного погодя он услышал, как шеф скатился с постели и грохнулся на пол. Рудольфо тихонько охнул и, кряхтя, залез на кровать. Некоторое время стояла тишина. Сон не шел. Потом они оба почти одновременно скатились на пол. Шеф больше не стал ложиться, лишь присел на край кровати.

“Не знаю, что-то не спится”, — сказал он.

“Да, не спится”, — согласился Фабиан.

“Может, пошлифуем еще немного декларацию?” — предложил шеф.

“Давайте пошлифуем”, — не имел ничего против Фабиан.

И они принялись шлифовать.

В какой-то момент они все же задремали, потому что их разбудил телефонный звонок. Портье предупреждал, что девочкам пора покинуть отель.

За окном начало светать.

При расставании Рудольфо спросил у портье:

“Вы знаете что-нибудь об Эстонии?”

“Эстония... Эстония... — Портье потер висок. — У меня работала девушка с таким именем, — сказал он затем. — Хорошая была девчонка. Во такая! У нее был успех. Задница как у кобылы”, — прищелкнул языком портье.

Прощай, “Миссия”

Их было пятеро, и им пришлось взять два такси. В одно сели Рудольфо, Фабиан и Орвел.

“Вы знаете, где находится Эстония?” — спросил шеф у водителя. Тот ответил по-испански, что не понимает. Тогда Рудольфо заговорил с ним на испанском.

Мимо промелькнул знак: “До Трафальгарского аэропорта 1 километр”.

“Теперь конец нашим мытарствам”, — вздохнул облегченно Фабиан.

И тут же спохватился — он надел чистые трусы. Те, в которых была зашита заначка, остались в чемодане, но он не помнил, в каком, чтобы их найти, потребовалось бы четверть часа. Но затем ему вспомнилось, что Рудольфо предлагал Орвелу десять долларов на публичный дом. “Пусть заплатит”, — подумал он равнодушно.