Владимир Шуля-Табиб - Еврейское такси

Как мы выезжали из Пули Хумри, помню весьма смутно…

…Ровно семь. Я приехал точно к открытию. Заказов еще нет. Мы покуриваем у дверей, лениво чешем языки «за жизнь» — у всех она здесь не сложилась. Мои товарищи — тоже шоферы поневоле: все они музыканты, кроме меня, и, кроме Иосси — все «русские», то бишь советские евреи. Шломо и Вадим — простые лабухи, Леша и Сергей — музыканты рангом повыше. Леша — умный интеллигент лет пятидесяти, преподавал музыку в Киеве, Серега играл в каком-то сильном оркестре, ездил на гастроли в Голландию и Австрию, рассчитывал играть и в Америке, но, увы, музыкантов здесь переизбыток, пробиться необычайно трудно, а посему — кар-сервис, больше некуда.

Сначала думается, это временно. Де, немного подзаработаю, хотя бы на хлеб и жилье, а со временем нащупаю свое, где-то ведь оно, место мое, есть, надо только поднатужиться, набраться терпения, упорства и найти. Но кар-сервис засасывает. Во-первых, ты ежедневно зарабатываешь наличные. Они нужны всегда, и ты их реально видишь. А у кого к тому ж есть и вэлфер, того вообще убаюкивает: заработки плюс вэлфер — и уже нет вечной напряженки, нет беспокойства, как дотянуть до получки. Во-вторых, после 12–14 часов работы тебя хватает лишь на то, чтобы доползти домой, плюхнуться в постель. Где уж там думать о чем-то другом вроде музыки, медицины и прочих возвышенных предметах. Не зря опытные мужики говорят: кар-сервис — дорога в никуда. Но у меня-то вэлфера нет, мне надо брать себя за шиворот и, превозмогая тупую усталость, тянуться к чему-то своему, к медицине, продираться сквозь нагромождения всяких мыслимых и немыслимых рогаток.

— Срочно мини-вэн в Манхэттен! — орет диспетчер Иосси. — Плиз, быстренько!

Мини-вэн только у Леши, он взял адрес и укатил. Вернулся часа через полтора, веселый и злой.

— Приехал, а там женщина рожает! Роды идут вовсю, она, бедная, кричит, корчится, а муж хладнокровно подсчитал, что кар-сервис обойдется дешевле, чем автомобиль «скорой», и не стал этот скорый амбуланс вызывать! И ведь не бедняк, я этого типа знаю!

— Американцы все очень хорошо умеют считать доллары, — рассудительно вставил Шломо.

— Умеют, умеют! — отмахнулся Леша. — А обитатели Боро-парка и Вильямсбурга любому в этом деле фору дадут!

— И правильно! — гудит свое Шломо. — Доллар-то и богатым нелегко достается!

— Чтоб им так елось! — всердцах плюется Вадим. — Давай, Леша, ври дальше!

— Ну вот, сели они, едем. Она, конечно, кричит, он, естественно, давит на меня — быстрей, быстрей! Я нажал сигнал, лечу как с сиреной, на светофоры не смотрю, аж пока полицейский не остановил!

— Штрафанул?

— Ты слушай! Как узнал, в чем дело, включил у себя мигалку, сирену и погнал перед нами, расчищая дорогу! Аж до самого Бет-Израиль-госпиталя гнал! Убедился, что все в порядке, откозырял и уехал!

— Смотри ты! — изумленно крутит головой Шломо. — И в полиции бывают люди!

— Ну, а дальше — сплошной цирк! — смеется Леша. — Женщина, значит, уже там, муж рассчитывается со мной, но у него нет четырнадцати долларов, дает пятнадцать и просит: подожди, мол, я сейчас.

— Ага, а стоять возле госпиталя нельзя! — догадался Вадим.

— В том-то и дело. Но я решил рискнуть: раз просил подождать, значит, чаевые будут, может, и немалые — такое ведь событие! Минут через 25 муж возвращается, кричит радостно «Сын!» Я поздравляю его, он меня благодарит и вдруг: «Да, кстати, ты мне должен один доллар сдачи».

От хохота даже стекла звякнули, Иосси заливается, прыгает на своем кресле, вытирает слезы и никак не может остановиться.

— Плюнул я, — продолжает Леша, когда хохот поутих, — развернулся, а тип тот кричит вдогонку: «Если у тебя сейчас нет, я зайду вечером!»

— Иосси, — говорит Шломо, — ты подскажи этоу счастливому папаше, что за полчаса стояния тот должен заплатить еще пятерку!

— Что ты, его сразу понос прохватит! — смеется Иосси. — Еще пожалуется, что мы его дурим!

Лешу мне от души жаль. Здесь, в Америке, чаевые не есть что-то зазорное и унизительное, а обычная форма доплаты, если клент доволен услугой. Леша старался, даже рисковал нарваться на крупные неприятности, клиент поблагодарил и… показал кукиш! Ну, свинья, что тут скажешь…Впрочем, скупердяи живут не только в Вильямсбурге: со мной в Академии учился некто Курощук, по кличке» Курощуп». Он был при деньгах (по нашим понятиям 70-х годов, т. е. всегда имел в кармане десятку-другую). У него можно было одолжить немножко, он хоть и хмурился, и даже бледнел слегка, но обычно не отказывал, однако, извинившись, тут же записывал в свой блокнотик, потом просил расписаться там же. Если ты забывал, он мог подойти через год, показать блокнотик с росписью и сказать:» А помнишь 12-го января 1971 года ты одолжил у меня 8 копеек, тебе не хватало на булочку?» Причем делал он это всегда при свидетелях. Так, на всякий случай…

Какой-то невезучий сегодня денек: с утра четыре вызова, да все мелочевка, по три-четыре доллара, не больно зажиреешь.

Наконец от Иосси доносится:

— Хэлло! Кэн ай хэлп ю? Ху? Раби Нохэм?

Этого рабая я знаю, возил не раз. Ему где-то под 70, но старик крепкий, рослый, немного грузноват, белоснежная голова и такая же окладистая борода, а посередке красное пятно лица — ни дать ни взять наш бело-красно-белый белорусский флаг. Впрочем, флаг уже отменил президент-колхозник.

— Сколько человек? — кричит в трубку Иосси. — Два? А коробок сколько? Четыре? Вы хорошо сосчитали? Ага, шесть.

Иосси хорошо знает клиента, все его привычки выучил назубок, черта с два его проведешь.

— Реб Нохэм, вы не ошиблись, точно шесть? Ах, девять? Ладно, записываю. А еще что есть? Что? Пара сумок, понятно. А пара — это сколько? Нет, кроме шуток? Ага, восемь. Итого семнадцать мест. Так вам же грузовик надо. Что? Стэйшен-ваген? Рэбе, хотел бы я знать, какой идиот повезет тебя в стэйшен-вагене?! Сколько, сколько? За сорок пять я могу прислать тебе велосипед, за такие деньги только на велосипеде и ездить! Да, да, обычно 65, а с твоим грузом все 75 и ни цента меньше!

Рабби не согласен, они еще долго торгуются: наконец усталый Иосси сдается:

— О'кей! Хорошего дня!

Положил трубку, ругнулся всердцах:

— Fucking idiot!

Все понятно. Стэйшен-ваген — это я, остальные два — на выезде. Ехать далеко за город и всего за 60 долларов, рабай не из тех, кто может прибавить. Бензина уйдет долларов на 15, хозяину 15, мне, стало быть, тридцать. Не густо. Но учитывая сегодняшний заработок… Ладно, рабай, я тебе каждое лычко поставлю в строчку, никуда не денешься…

Загружаемся в трех местах. Коробки набиты религиозными книгами, сумки — всякой всячиной: от будильников до детских игрушек. И все на продажу. Мне ни радости, ни корысти таскать эти чертовы коробки, но не могу же я стоять и смотреть, как старый хрен таскает их сам и пуп у него трещит. Ну, не привык я так, не так, черт бы его подрал, воспитан. И, проклиная все на свете, тоже таскаю эти тяжеленные коробки, хотя более чем уверен, что рабай за это не заплатит.