Илья Штемлер - Завод

Он медленно перебирал в памяти последнюю встречу с Ларисой. Поначалу сидели в скверике у дома. В подъезде еще стояли около часа, прощались. Он старался говорить шепотом. А Ларисе было все равно. Она громко смеялась, откидывая голову назад, на согнутую в локте руку Кирилла. Только вот о чем они говорили, Кирилл совершенно не помнил. О какой-то чепухе.

С улицы донеслись шаги прохожего. На вокзал спешит, — наверно. Куда же еще в такую рань? И он бы с удовольствием куда-нибудь уехал. Хоть сейчас. Если бы не холецистит, наверняка бы в армию взяли. А на вид самый здоровый парень в цехе… Кирилл повернулся на спину. Нет, не уснуть. Встать, что ли? Пойти на завод. В цехе — никого, повозиться со станком, вдруг отремонтирую? Кирилл в возбуждении даже поднялся и сел. А что? Возьму и отремонтирую. Соберется бригада, а со станком полный ажур… Кирилл представил, как этот старый сплетник Сопреев подойдет к станку и отца подведет, чтобы поплакаться еще разок. Включит, а станок пошел. Кирилл даже засмеялся, когда представил, какую рожу состроит Сопреев.

— Подъем! По коням! — раздался за стеной знакомый бодрый голос. Как обычно, что-то грохнуло, простучали босыми пятками. И все стихло.

«Четверть седьмого», — подумал Кирилл.

В коридоре послышались шаги отца, Кирилл натянул одеяло на голову. Но отец в комнату не вошел. Остановился в коридоре.

— Когда он явился? — спросил отец.

— Поздно. — Голос матери звучал тише, вероятно, она была на кухне. — Пусть поспит еще с полчасика. Успеет…

Отец покряхтел, что-то поворчал с минуту и ушел.

Кирилл надел майку и отправился на кухню.

Мать резала капусту. Работа у нее начиналась с девяти, и мать успевала сварить обед.

— Шляется черт знает где до трех часов ночи, потом глаза не продерет, — сказала она, не глядя на Кирилла.

Кирилл молча прошел в ванную комнату. Веки пощипывало, не выспался. И лицо бледное. Душ принять бы, но лень возиться. И побриться бы не мешало. Да ладно, сойдет. Вечером побреюсь.

— Опять сосиски? — недовольно пробурчал Кирилл, усаживаясь за стол.

— Не нравится? Женись. Пусть жена с тобой нянчится.

— Я еще молодой. — Кирилл поддел вилкой сосиску. — Ты когда замуж вышла? Я интересуюсь в порядке обмена опытом.

— В двадцать лет.

— Видишь? А меня в девятнадцать выпихиваете. Я, может, многого еще не понимаю.

— С Ларисой был вчера?

— С ней.

— В дом бы привел. Стены в подъездах обтираешь. Пиджак весь в мелу.

«Маху дал. Надо было проверить», — подумал Кирилл и потянулся к чайнику.

— Отец чего так рано ускакал?

— Станок какой-то тип сломал.

— А это я загнал станок. — Кирилл плеснул в чашку кипяток.

Мать скосила глаза на сына, не переставая резать капусту.

— Я. Честно. Хотел одну штуку проверить… Сам не знаю, как произошло.

Мать поставила на стол кастрюлю и принялась соскребать капусту с доски.

— Расскажи отцу. Только наедине, а то съедят тебя в бригаде.

— Уйду я от них.

Минуту назад Кирилл и не думал об уходе. Мысль возникла неожиданно. Точнее, вначале он произнес эту фразу, а потом подумал о ее значении.

— Дурак. Где найдешь такого мастера, как отец?

— Уйду, — упрямо повторил Кирилл. — В тягость я им…

И уже потом, по дороге на завод, он все размышлял о том, что действительно уходить из бригады отца было бы глупостью. И место удобное — у окна, в сторонке, и заработки хорошие, и поучиться есть чему. Каждый механик в бригаде дело свое знает. Люди семейные, серьезные, почти непьющие.

Сложилась бригада Алехина давно. Никого они к себе не брали, и только Кирилл был зачислен по второму разряду. Правда, и у Сопреева был сын, и у Кирпотина, однако им Павел отказал, а тут — раз, и взял своего. Возможно, он рассчитывал, что в цехе посплетничают и забудут. Но не забывали. И при каждом удобном случае укоряли: семейственность, дескать, развел, один карман…

На втором этаже у входа в цех уже стояло несколько парней. Они курили возле железной урны. Кирилл поздоровался со всеми за руку и вытащил свои сигареты.

— Ну что, Лиса, дело-то продвигается? — обратился он к Лисицыну, худолицему рыжему парню с длинным, острым носом. — Когда рыбалить отправимся?

— Фига два! — Лисицын был не в духе. — На складе говорят, не положено рейки продавать частным лицам. Гады.

— Пойди к директору. Скажи, так и так, хочу, мол, построить катер. Рейки нужны, — посоветовал Кирилл.

— Тут и директор не поможет. Инструкция! — рассудительно пробасил синеглазый Машкин по прозвищу Вторник.

— Гады, — повторил Лисицын и глубоко затянулся.

В коридоре появился начальник цеха.

— Кончай смолить! Ишь, раскурились! Организм травят! — громко крикнул Стародуб. — А ты-то, Вторник! Бригада блоки грузит, а он себе смолит.

— Кому Вторник, а кому Машкин, — огрызнулся Вторник, но сигарету бросил.

— Давай кончай, — беззлобно выговаривал Стародуб. — И ты, Алехин, кончай. Батя-то где?

— Не знаю. Он рано ушел.

— Иди в цех. Ваши у станка колдуют. Это ж надо, такой станок запороли!

— Между прочим, у нас на заводе человеку в душу плюнули, — произнес Кирилл. — Он рейки попросил продать, а ему отказали на складе. Вот какие дела, Иван Кузьмич.

— Дачу строит? — спросил Стародуб.

— Катер.

— А где плавать-то? У нас плавать негде, — заключил Стародуб и поспешил в диспетчерскую.

— Вот так все они торопятся, — обронил Лиса и вытащил новую сигарету.

Отдохнувшие за ночь верстаки вытянулись вдоль цеха. По-утреннему неторопливые люди расхаживали между ними, словно зрители в кинозале, занимающие свои места. Отпирали ключами шкафчики, доставали инструменты, детали, затрепанные листы чертежей. Каждый приступал к работе по-своему. Одни просматривали эскизы, соображая, как половчее начать, чтобы избежать лишней потери времени. Другие принимались шпарить по чертежу не раздумывая и при любой неувязке вызывали конструктора или технолога. Пусть и они ломают голову, им деньги за это платят. А третьи, вроде Юры Синькова, начинали работу с раскладки инструмента. Бригада Синькова расположилась с краю, и Кирилл обычно проходил мимо, направляясь на свой участок.

Сегодня, как всегда перед работой, Юра неторопливо протирал замшей инструмент, находя всему свое место. Лерки, надфилечки, метчики, спокойно поблескивая сизой сталью, ложились рядком. В этом порядке была своя красота, профессиональное мастерство и нечто такое, что заставляло Кирилла всякий раз придерживать шаг, разглядывая темно-зеленое сукно верстака, словно витрину.

На участке отца никого не было. Бригада собралась у сломанного станка. Там шел большой совет, хоть и присутствовали только двое: Сопреев и Кирпотин. Полуразобранный станок имел какой-то сконфуженный вид, словно больной в рентгеновском кабинете.