Владимир Холодов - Sarah-fan: Еврейский романс

Естественно, уйти она не могла. Она понимала, что сейчас узнает нечто очень важное. И ей заранее было от этого страшно, но она постаралась взять себя в руки, хотя бы внешне не выдавая этой звенящей внутри дрожи.

— Извините меня, — сухо сказала она и села рядом. — Я вас внимательно слушаю.

У Андрея болела похмельная голова, заготовленные слова и сценарий предстоящего разговора забылись, да и начинать надо всегда с главного… Он молча достал из кармана свой паспорт, протянул ей.

— С ним что-то случилось? — испуганно спросила Лю. — Почему у вас его документы?

— Листай дальше.

Она перевернула страницу, увидела еще одну фотографию; вздрогнула. Вопросительно посмотрела на Андрея, машинально стала листать дальше.

— Я ничего не понимаю, — тихо сказала она.

Ее трясло, в глазах появились слезы.

— Тебе нужно взять себя в руки. То, что я сейчас тебе расскажу, понять будет трудно, почти невозможно. Еще раз повторяю: от этого зависит не только моя жизнь, но и твоя.

— Я постараюсь, — сказала Лю.

И Андрей начал рассказывать всю свою жизнь, начиная с отъезда в Москву; только не в прошедшем времени, а в будущем. Сначала Лю отнеслась к этому, как к своего рода прогнозу, поэтому часто перебивала. Нет, она не сомневалась, что Андрюшка запросто поступит в университет, но в том, что через год он заберет ее в Москву, уверена была не меньше. Да и чего нереального было в их планах? Она устроится дворником, ей дадут служебную комнату, Андрюшка будет помогать и в работе, и в учебе на заочном. Не получится дворником, пойдет по лимиту на почту, швейную фабрику, на стройку, наконец, — мало ли в Москве работы?! Андрей объяснил ей, почему этого не произойдет, но собственные доводы даже ему сейчас показались шаткими. Он помнил, как стал отвыкать от Лю, реже писать и все больше отдаляться от нее в своих желаниях и жизненных планах, но можно ли все это объяснить только московской суетой, студенческими буднями и долгой разлукой?.. Очень не хотелось, но все же пришлось рассказать о своих изменах, которые были еще до встречи с Сандрой.

— Ну, вы и загнули! — искренне возмутилась Лю. — Хорошо же вы думаете о собственном сыне…

— Это ты о нем плохо думаешь, иначе не отпустила бы одного, — возразил Андрей. — Он что, по-твоему, урод, импотент, мямля закомплексованная?

— А вы — циник!

— Хорошо, я согласен. Но я тебе рассказываю, как будет, а ты мне о том, как должно быть.

— Да откуда вы можете знать, как будет?!

— Дослушай меня до конца и поймешь, откуда. Давай с тобой договоримся, Лю…

— Не называйте меня так! — зло перебила она. — Только он имеет на это право.

“Она все еще ничего не поняла, — подумал Андрей. — Настолько ослеплена своей любовью, что ни сомнения, ни догадки, ни элементарной попытки сопоставить факты”.

— Хорошо, — согласился он. — Я буду называть вас Людмилой Александровной, только не перебивайте меня больше. А верить или не верить — решите потом.

Из дальнейшего рассказа Андрей убрал все нюансы и мотивировки, оставил лишь голую фабулу. Но не утаил ничего, кроме того момента, когда он узнал, что Лю больше нет. Она не перебивала, слушала, как ему казалось, внимательно, но все больше мрачнела и в конце выглядела опустошенной и раздавленной всем этим рассказом. Но он заблуждался — “раздавить” Лю, как выяснилось, было не так просто.

— Так, говорите, за одну ночь вас отбросило на двадцать три года назад? — с издевкой повторила она фразу, которой он закончил. — И Советского Союза больше нет? И Андрюшка мой в Америку сдуру намылился?.. Что ж, бывает. Но если вы такой провидец, нельзя ли уточнить: а где сейчас этот балбес? Вот в эту самую минуту.

— Он перед тобой, — ответил Андрей после паузы.

— Это понятно, а где второй, настоящий?

— Думаю, нигде. Я ведь на самом деле хотел его найти, но, видимо, мы вместе в одном времени существовать не можем.

Он с ужасом сознавал, что Лю считает его сумасшедшим. Отсюда и эта язвительная ирония, и стена, которую она возвела между ними.

— А назад вас как-нибудь отправить нельзя? — с надеждой спросила она.

— Ты так говоришь, словно я это сделал нарочно.

Она все еще смотрела на него неприязненно и отчужденно: ни жалости, ни сострадания, ни желания понять.

— Кстати, вы так складно все рассказали: и про страну, и про карьеру, и про свою семью… Что же обо мне ни одного слова?

Андрей некоторое время колебался, потом все же решился.

— Мне не хотелось тебя огорчать, но жить без него ты не сможешь.

— Это единственное, во что я готова поверить, — усмехнулась Лю и поднялась со скамейки. — Все остальное — полная чушь и бред!.. Я не знаю, кто вы: телепат, гипнотизер, может быть, правда, его отец, но вы… Вы страшный человек!

— Перестань, Лю! — он взял ее за руки. — Прежнего Андрюшки уже никогда не будет. Но если ты его действительно любила, придется довольствоваться тем, что есть. Неужели ты все еще не веришь, что я — это я? Какие доказательства тебе нужны?

— Отпустите меня, — она пыталась вырвать свои руки. — Я сейчас закричу!

— Зачем же кричать? Ты скажи: Андрей, отпусти мои руки, — и я отпущу.

Она молчала и отводила взгляд.

— Хочешь, я расскажу тебе то, чего ни один телепат знать не может? Например, в каком месте у тебя родинка, которую я так любил целовать.

Лю обмякла в его руках и, казалось, вот-вот потеряет сознание. Он снова усадил ее на скамейку.

— Прости меня, любимая. Я не хотел причинять тебе боль. Но ты должна мне поверить, у нас просто выхода другого нет. И не сейчас я перед тобой виноват, а тогда, в своем прошлом. Меня и вернули, наверное, для того, чтобы я все это исправил, чтобы ты осталась жива, чтобы ты была счастлива, понимаешь?..

Лю не сказала больше ни слова. После того как она успокоилась и перестала плакать, Андрей отвез ее домой, а сам еще долго бродил по городу, повторяя про себя: ей нужно время, она поверит и все поймет. Собственно, она уже поверила, вот только смириться не может.

На набережной, недалеко от пристани прямо на парапете сидел парень с гитарой, вокруг собралась небольшая толпа. Андрей не помнил, чтобы в его юности были столь привычные ныне уличные музыканты, и парня этого не помнил, но песня была как раз из начала семидесятых:

“Проходит жизнь, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи. Проходит явь, проходит сон, любовь проходит, проходит все. Пройдет любовь, мелькнет мечта, как белый парус вдалеке, — Лишь пустота, лишь пустота в твоем зажатом кулаке…”

Левой рукой парень брал аккорды, вместо правой у него была культяпка. И создавалось впечатление, что именно правой рукой он пытался некогда зажать эту самую пустоту, о которой пел, но не смог, — ему просто оторвало кисть.

Фотографии получились удачными. Жаль, правда, тогда еще не делали цветных. На те, где они были вдвоем с Лю, Андрей смотрел особенно пристально: разница в возрасте, конечно же, чувствовалась, но шокирующей она не была. “Ничего, все будет нормально, — успокаивал он себя. — Нужно лишь терпение и время”.