Анна Матвеева - Твою мать

Светка вслушивалась в тишину, но ничего не могла понять — и потом только расслышала слабый стон из комнаты матери.

Мама лежала на боку, скорчившись, как зародыш из учебника по анатомии, и дрожала будто бы от холода, хотя в комнате было тепло, для Светки — даже, пожалуй, что жарко.

— Светочка, согрей меня, — попросила мать. Светка укрыла мать вторым одеялом, сама легла рядом и гладила ее по голове, и даже запела песню, которую всегда пела на ночь Мише:

— Меркнут знаки Зодиака

Над просторами полей.

Спит животное собака,

Дремлет птица воробей...

Мама плакала уже давно, подушка была сырая — хоть выжимай. Бутылка укатилась куда-то к балкону — Светка различила ее привыкшими к темноте глазами.

В детстве мама казалась Светке красивой, как принцесса — да она и была принцессой, все взрослые и дети всегда говорили, что у Светы Дорожкиной самая красивая мама. Светка стеснялась красоты своей мамы, но и гордилась ею, и мечтала стать похожей на нее. Разумеется, сама она угодила в отцовскую породу, но это тоже не плохо, думала Светка. А потом мама как-то резко, в день, превратилась из красавицы в самого обычного человека. Обычного для всех, кроме Светки.

— Доченька, открой окно, — попросила мама. — Они выходят из меня, прямо сейчас.

— Кто выходит? — испугалась Светка.

— Открой, я тебе говорю!

Светка спрыгнула с кровати, рванула балконную дверь. Бутылка гулко прокатилась через всю комнату.

— Так кто выходит?

— Их много, — сказала мама. — Разные. Один заставляет меня курить, другой — пить, а третий, самый жуткий, Светочка, он пожирает всю мою радость. А сейчас, я не знаю, что происходит, может, за меня кто молится, может, чудо, но они уходят. И утром у меня будет совсем другая жизнь.

Утром мама и вправду была совсем другой, ровной и радостной. А вечером она набрала полную ванну воды и вскрыла себе вены, пока дети смотрели мультики. Светка стучалась в ванную, ей никто долго не открывал, и тогда она решилась позвонить Кораблевой. Через полчаса Кораблева вместе с мамой и папой-доктором были у них дома. Папа-доктор сломал дверь, и Светкину маму удалось спасти. Хотя крови она потеряла очень много.

— Я обязан сообщить об этом и отправить ее в больницу, — громко говорил папа-Кораблев маме-Кораблевой, механически гладящей по голове перепуганного Мишу. — Это может повториться, и что тогда?

— А что с детьми будет? — мама-Кораблева подняла Мишу на руки и показала его папе-Кораблеву, как будто он его до сих пор не видел. — У Светочки сложный возраст, Миша вообще крошечный... Не сообщай, я потом с ней поговорю?

— Я сам поговорю.

И они поговорили. И какое-то время Светкиной маме было лучше, может, эти, которые сидели у нее внутри, правда вышли — не той ночью, так вместе с кровью, закрасившей ванную в темный, мясной цвет. Светка знала, что никогда не забудет этот цвет.

И еще она знала, что обязана найти Этого и вернуть его маме. Перед тем, как порезаться, мать написала записку — не Светке, не Мише на вырост, не бывшему мужу, а Этому. Как она его любит, всегда ждет, прощает...

Светка закрыла глаза и вспомнила “Мазду” с яблоневыми лепестками на крыше, прилипшими крепко, как на клей. Вспомнила смуглые щеки и розовую рубашку Этого. Его руки, всегда так жадно и цепко хватавшие то, что он хотел бы схватить — бутерброд, мамину руку, сигарету, руль... Светка ненавидела Этого, но решила, что завтра снова будет сидеть в засаде. Прогуляет литературу, все равно у нее по ней одни пятерки.

***

Этот приехал на работу к десяти утра, как Светка и рассчитывала. Жену он, по всей видимости, закинул к месту службы первой и теперь вышел неторопливо из “Мазды”, и пошел, такой самодовольный, что Светку чуть не стошнило. Сегодня он был в блекло-желтой рубашке и галстуке с горохами. Светка шагнула к нему из кустов.

— Ты? — удивился Этот. — Ты что здесь делаешь?

Светка вдруг подумала, что он не может вспомнить ее имя. Он никогда не интересовался ни ей, ни Мишей, они для него были — декорация. Фон. А Светка еще и бесплатный сторож для дурацкой “Мазды”.

— Я хочу поговорить с вами. О маме.

Этот скривился, будто раскусил гнилую сливу.

— Я же сказал Лиде, что все кончено, меж нами связи нет. Ё-моё, ну должна быть какая-то гордость у твоей матери, нет? Твою мать, ведь она уже задолбала меня своими звонками, караулила повсюду, истеричка. И теперь еще тебя присылает, ну нормально, да?

Этот засмеялся, предлагая Светке вместе повеселиться над глупой Лидой. Светка стояла прямо перед ним, засунув руки в карманы низко сидящих на бедрах джинсов. Она была в том возрасте, когда взрослым трудно понять — то ли на равных с ней общаться, то ли вспоминать хоть иногда, что перед тобой — ребенок. Телом — женщина, лифчик третьего размера, ноги длинные и сильные, как у танцовщицы, личико — детское, не Лолитка, но хороша, хороша и на Лиду эту чокнутую совсем не похожа.

Этот откашлялся, переложил портфель в другую руку и сказал:

— Ну, пошли, чаем напою тебя, что ли.

***

Альбина мурыжила Светку больше часа, но поставила в итоге пятерку. А вот Яшке повезло меньше — Светка дожидалась подругу в коридоре и слышала обиженный Яшкин бас, неумело сражавшийся с временами и падежами. В коне концов красная и разъяренная Яшка появилась в дверях.

— Опять пересдача. Заколебала уже.

И, оглянувшись на кабинет, добавила:

— Коза старая.

Светка изо всех сил пыталась выразить сочувствие, хотя Яшка и так уже через пять минут забыть забыла про этот хреновый английский. В туалете они обе быстро накрасились, Яшка нацепила сразу все свои пирсинговые штуки — в нос, язык, уши, пупок, выглядела — вообще классно.

— Ты домой, Яш? — спросила Светка.

— Да не, че там делать. Гулять пойду.

— Мне поговорить с тобой надо, Яшка. Посоветоваться.

Они вышли из школьного двора. Светка в очередной раз думала о том, как Яшке повезло с матерью — она была ей, как подруга. Как только узнала, что Яшка курит, разрешила курить дома. И пиво ей разрешала, и еще Яшка говорила, что мать в курсе, что дочь уже того. Не девочка. Вот как раз об этом Светке и нужно было узнать кое-что у Яковлевой. Не растрепала бы только. Яшка по жизни — трепло на палочке. Кораблева, та совсем не такая, но Кораблева, как и Светка — девственница. Слово-то какое — девственница. Не нашего века.

В гаражах Яшка достала из сумки пачку “Вог Суперлайт”, закурила. Светка отказалась — как часто бывает, дочь курящей мамы не переносила даже дыма сигаретного.

— Ну так че у тебя случилось, Светик? Чем может тебе помочь старая опытная женщина?

Светку давно уже никто не называл Светиком — только папа. Она еще раз подумала о том, что хочет позвонить ему, но вслух сказала совсем другое: