Андрей Шляхов - Доктор Данилов в поликлинике, или Добро пожаловать в ад!

— В народе говорят, что пороть надо, пока ребенок лежит поперек лавки, — поджала губы Пахомцева. — Когда он лежит вдоль — пороть поздно. Как я могу воспитывать сорокалетних мужиков? Их уже никто и ничто не исправит. Я не раз обращалась к вам по поводу того же Сабурова, но…

— Я все сказал, Татьяна Алексеевна, и повторяться не хочу!

— А вот я, Антон Владимирович, сказала не все! Я разговаривала с Чупрыгиным, инвалидом второй группы с участка Ханиной, тем самым, который сообщил дежурному по департаменту о пьянке, и он мне рассказал все в подробностях. Оказывается, он позвонил в департамент после того, как его оскорбил пьяный врач, вышедший из кабинета старших сестер. Чупрыгин поинтересовался, не там ли Ханина, а его грубо послали. Врач был плотным блондином среднего роста с усами. Сколько у нас докторов с усами? Вы понимаете, что если бы этот урод вместо того, чтобы грубить, вызвал бы в коридор Ханину, а Ханина выписала бы Чупрыгину три несчастных рецепта, звонка в департамент бы не было?

— Понимаю, — вздохнул Антон Владимирович. — Чупрыгин-то этот как, свирепствует?

— Да нет, он вообще-то вменяемый. Я официально извинилась, на всякий случай оставила ему номер моего мобильного. Он разумно все объясняет — опешил от такого беспредела и позвонил в департамент. Я бы на его месте тоже позвонила бы…

— Спасибо, Татьяна Алексеевна, больше я вас не задерживаю. С Сабуровым я решу вопрос прямо сейчас. А вы пока позвоните Наталье Петровне и попросите, чтобы ее уролог, начиная с завтрашнего дня, принимал бы и наших больных. Не всех, разумеется, а тех, с кем участковые врачи не справятся…

Решение вопроса с Сабуровым заняло у Антона Владимировича ровно одну минуту.

— Игорь Сергеевич! Напишите заявление по собственному с сегодняшнего дня и отдайте Юлии Павловне, — тоном, исключающим не только возражения, но и уточнения сказал Антон Владимирович. — Или же мне придется завтра уволить вас по статье.

От Сабурова следовало избавиться по-хорошему, без скандала, чтобы не всплыл, не дай бог, вопрос о «взаиморасчетах».

— Вас понял, спасибо, — ответил Сабуров и ушел писать заявление.

«Достанется мне, конечно, за то, что дал ему уйти по собственному, — подумал Антон Владимирович. — Ладно, переживу, семь бед — один ответ».

Во вторник он, как и собирался, приехал в окружное управление к десяти утра и не с пустыми руками, но Медынская его не приняла, передав через секретаря, что скажет все, что следует, на коллегии.

Антон Владимирович все понял и уже не удивлялся тому, что часом позже ему припомнили все грехи и промахи, начиная чуть ли не с первого дня его заведования.

В среду Антон Владимирович до трех часов дня передавал дела Литвиновой, а в три уехал в управление за трудовой книжкой. Серьги с бриллиантами, купленные им для Медынской, он решил подарить жене на очередную годовщину их свадьбы.

Надежда Семеновна начала свое правление с того, что, на удивление всей поликлиники, оставила Воскресенскую заведовать отделением со строгим выговором в личном деле.

— Это как раньше цари при восхождении на престол кому-нибудь смертный приговор отменяли, — прокомментировала Оксана.

— В принципе — правильное решение, — одобрил Данилов. — За одного битого, как известно, двух небитых дают. Да и пока новый человек приработается, пока в курс дела войдет…

— Голованова на себе волосы рвет от горя. Она так надеялась сесть на место Станиславовны, — судя по тону и выражению лица Оксаны, Голованову ей было не жаль.

— А может, ее Литвинова сразу замом по медицинской работе поставит? — предположил Рябчиков, зашедший обсудить новости.

— Нет, не поставит, — покачала головой Оксана.

— Обоснуй! — попросил Данилов.

— Голованова не раз позволяла себе высказываться в адрес Литвиновой, в том числе и на собраниях лезла с критикой. Надежда Семеновна ей этого никогда не забудет.

Нового заместителя главного врача по медицинской части ждали со стороны, но, совершенно неожиданно для всей поликлиники, им стала ревматолог Воронова, сохранившая за собой полставки ревматолога.

— Это же убиться можно — и за всем в поликлинике следить, и на приеме полставки отсиживать! — удивлялся Рябчиков.

— А может, ей просто нравится работать с людьми? — предположил Данилов.

У них вошло в привычку при совпадении графиков прогуливаться после работы остановку-другую и разговаривать «за жизнь».

— Если нравится — то нечего в заместители лезть! — сказал Рябчиков. — А она согласилась сразу же и долго благодарила.

— Твоя осведомленность дает мне возможность предположить, что у вас с Юлией все в порядке.

— Не совсем, — признался Рябчиков. — Она избегает серьезных тем, и наши отношения не то чтобы заходят в тупик, но дальше не развиваются. Мы встречаемся, нам есть о чем поговорить, время от времени мне разрешается остаться у нее…

— Для того, чтобы остаться на ночь, требуется не разрешение, а обоюдное желание, — перебил Данилов.

— Да, но это все же не мой дом и я не могу остаться, не спросив разрешения у хозяйки…

— Погоди-погоди! Ты что, всякий раз говоришь нечто вроде: «Можно я останусь у тебя сегодня?» — удивился Данилов.

— Да, — как само собой разумеющееся, подтвердил Рябчиков. — Именно так я и поступаю. А как иначе?

— Рудольф, до знакомства с тобой я был уверен, что подобные типы существуют исключительно в комедийных сериалах! Ты что — больной?

— Практически здоровый! — огрызнулся Рябчиков.

— Тогда ты должен вести себя естественно и не задавать дурацких вопросов! Зачем вопросы? Ты должен чувствовать, когда тебе стоит остаться, а когда — нет. В крайнем случае — дождись намека, вроде: «Давай посмотрим новый фильм», что означает «оставайся», или: «У меня завтра тяжелый день», иначе говоря: «вали домой!» Но не спрашивай впрямую, не строй из себя послушного ученика третьего класса!

— Если верить тебе, то можно решить, что бесцеремонность помогает выстраивать отношения!

— Нет, ты безнадежен! При чем тут бесцеремонность? Бесцеремонным будет выглядеть, если я стану напрашиваться переночевать у Юлии! А тебе достаточно вести себя естественно, не тормозить и не занудничать, и ваши отношения понесутся вперед со скоростью курьерского поезда! Мой тебе рецепт — меньше говори, больше действуй! И вообще — что бы с тобой было, если бы мы не познакомились?

— Нашелся бы другой советчик, более сдержанный, — не задумываясь, ответил Рябчиков.

— Молодец! — одобрил Данилов. — Один ноль в твою пользу!

Разговор с Рябчиковым настроил Данилова на романтический лад и потому, придя домой, он сразу же полез в шкаф за скрипкой. Играл не целые произведения, а отрывки, выбирая те, которые были созвучны сегодняшнему настроению, можно сказать — почти безмятежному.