Джон Ирвинг - Мир от Гарпа

Когда жизни Данкена больше ничего не угрожало, Роберта дала волю чувствам в его присутствии.

— Если ты, сукин сын, угробишься до смерти, — рыдала она, — это меня убьет! Скорее всего, и твою матушку тоже, возможно, и Эллен. Но насчет меня можешь не сомневаться. Это убьет меня на месте, слышишь, ты, негодный мальчишка! — Роберта плакала и плакала, и Данкен тоже плакал, потому что знал — она говорит чистую правду. Роберта так любила его, что помыслить не могла о каком-нибудь несчастье с Данкеном.

Дженни Гарп, только-только поступившая учиться, бросила колледж, чтобы ухаживать за Данкеном в Вермонте, пока он не встанет на ноги. Дженни закончила школу Стиринга с отличием и после выздоровления Данкена без всяких препон вернулась в тот же колледж. Дженни устроилась в больницу помощницей медсестры и была большой радостью и источником оптимизма для Данкена, которому предстояло долгое мучительное выздоровление. Правда, у него по этой части был богатый опыт.

Хелен приезжала из Стиринга на выходные каждую неделю; Роберта сидела в Нью-Йорке и присматривала за мастерской Данкена, служившей ему и квартирой. Он боялся, что в его отсутствие украдут все его картины и фотографии вместе со стереомагнитофоном.

Когда Роберта вошла в мастерскую, она обнаружила, что там живет высокая тонкая девица. Она носила одежду Данкена и была вся измазана краской; гора грязной посуды говорила о том, что девица не слишком обременяла себя домашними заботами.

— Выметайся отсюда, солнышко, — сказала ей Роберта, открыв дверь ключом Данкена. — Данкен возвращается в лоно семьи.

— А вы кто? — спросила девушка Роберту. — Его мать?

— Я его жена, лапочка, — заявила Роберта. — Мне всегда нравились молодые мужчины.

— Его жена? — девушка глядела на Роберту, разинув рот. — А я не знала, что он женат.

— Его дети как раз поднимаются на лифте, — сообщила ей Роберта, — так что лучше воспользуйся лестницей. Они почти такие же большие, как я.

— Его дети? — ахнула девушка; через минуту ее и след простыл.

Роберта привела мастерскую в порядок и поселила в ней молодую женщину, свою знакомую, поручив ей сторожить помещение; женщина только что изменила пол и хотела начать жизнь в новом качестве на новом месте. — Это идеальное место для тебя, — сказала Роберта новоявленной женщине. — Оно принадлежит очаровательному молодому человеку, но его здесь не будет несколько месяцев. Присматривай за его вещами и мечтай, а когда надо будет съехать отсюда, я дам тебе знать.

Вернувшись в Вермонт, Роберта сказала Данкену:

— Я надеюсь, наконец-то ты наведешь порядок в своей жизни. Забудь про мотоциклы и прочую ерунду, забудь о девицах, которых знаешь без году неделя. Мой Бог — спать невесть с кем! Ты пока что еще не твой отец; ты еще даже не начал по-настоящему работать. Если бы ты был настоящим художником, у тебя бы просто не оставалось времени на все эти глупости. Особенно на то, что грозит самоистреблением.

После смерти Гарпа Роберта была единственным человеком, кто мог говорить с Данкеном подобным образом. У Хелен не хватало духу ругать его. Она благодарила Бога за то, что он остался жив, а Дженни была на десять лет моложе Данкена; она могла лишь восхищаться им, любить и быть рядом во время его долгого выздоровления. Эллен Джеймс, горячо любившая Данкена, так расстраивалась, что, случалось, в сердцах запускала блокнот с карандашом куда подальше; а сказать ему что-нибудь она, разумеется, не могла.

— Одноглазый, однорукий художник, — жаловался на жизнь Данкен. — Господи!

— Скажи спасибо, что у тебя еще остались голова и сердце, — говорила ему Роберта. — Художник держит кисть не двумя руками. А два глаза нужны, чтобы ездить на мотоцикле, дурашка, для рисования вполне хватит одного.

Дженни Гарп, любившая брата так, точно он был еще и отец (а он действительно заменил ей отца, Гарпа она не помнила), написала в больнице стихотворение, посвященное брату. Это был первый и последний поэтический опыт юной Дженни Гарп: природа не наградила ее художественными талантами отца и брата. Только одному Богу известно, какие таланты могли бы оказаться у Уолта.

Стихотворение, конечно, было ужасно, но Данкен пришел от него в восторг.

— Ладно, буду беречь себя, — пообещал он Дженни.

Молодая особа, только что ставшая женщиной и сторожившая мастерскую Данкена, аккуратно присылала ему из Нью-Йорка открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления.

«С цветами все в порядке, но большая желтая картина у камина слегка покоробилась — думаю, что полотно было плохо натянуто. Я ее сняла и поставила к другим картинам в кладовку, там прохладнее. Больше всего мне нравится голубая картина и рисунки — все до одного! А еще та, про которую Роберта сказала, что это автопортрет. Я от него без ума».

— О Господи, — простонал Данкен.

Дженни прочитала ему вслух полное собрание сочинений Джозефа Конрада, любимого писателя Гарпа в детстве.

Хорошо, что Хелен опять преподавала; без работы она сошла бы с ума от беспокойства за сына.

— Мальчик поправляется, — уверяла ее Роберта.

— Он уже взрослый мужчина, Роберта, — возражала Хелен. — Он не мальчик — хотя по его поведению этого не скажешь.

— Для меня они все мальчики, — сказала Роберта. — И Гарп был мальчиком. И даже я сама была мальчиком, пока не стала девушкой. И Данкен для меня всегда будет мальчиком.

— Господи, — вздохнула Хелен.

— Тебе нужно заняться спортом, — сказала ей Роберта. — Чтобы расслабиться.

— Умоляю тебя, Роберта, — запротестовала Хелен.

— Начни бегать, — предложила Роберта.

— Бегай сама, я лучше что-нибудь почитаю, — категорически отказалась Хелен.

Роберта бегала каждый день. Когда ей перевалило за шестьдесят, она по забывчивости перестала регулярно принимать эстроген. А человек, изменивший пол, должен неукоснительно принимать его всю жизнь, чтобы женские половые признаки не исчезли. И в результате этого крупное тело Роберты прямо на глазах у Хелен стало менять формы.

— Не могу понять, что с тобой происходит, Роберта, — сказала ей как-то Хелен.

— Все это очень занятно, — ответила Роберта. — Я никогда не знаю, кем буду чувствовать себя через час; не знаю, как буду выглядеть.

Уже после пятидесяти Роберта участвовала в трех марафонах, но с возрастом у нее стали лопаться сосуды, и врач рекомендовал ей перейти на более короткие дистанции. На двадцать шесть миль [54] Двадцать шесть миль — Около 38 км. бывшего правого нападающего уже не хватало. Роберта была старше Гарпа и Хелен на несколько лет и выглядела соответственно. И она опять вернулась на прежний маршрут — шесть миль [55] Шесть миль — Около 10 км. до Стиринга и обратно, по которому бегала когда-то с Гарпом. И теперь нередко появлялась внезапным гостем на пороге дома Гарпов, бывшего в стародавние времена фамильным гнездом Стирингов; взмыленная, запыхавшаяся, она прямиком устремлялась в душ, на этот случай в шкафу висели большой халат Роберты и несколько смен одежды. Оторвавшись от книги, Хелен вдруг видела перед собой Роберту Малдун в спортивном костюме, с секундомером в огромной, привыкшей к мячу ладони, который стучал как ее сердце.