Дэйв Эггерс - Душераздирающее творение ошеломляющего гения

Блядь. Какие-то дети выходят со своими родителями, а его нигде нет. Он не стоит в фойе, как остальные дети, которые ждут своих родителей, он не стоит на ступеньках, как можно было бы ожидать от нормального ребенка, и в дверях его нет, и у лифта, и у стойки портье. Я расспрашиваю детей, и тоненькая девочка, его одноклассница, отвечает: нет, она его уже некоторое время не видела, но наверху еще остался кто-то из детей, так что, может быть, он там…

Я еду наверх в лифте, который весь состоит из хрома и зеркал, и на меня набрасывается кричащая обивка, потом появляется обзор — лифт ездит снаружи здания, — я вижу весь город, и он прекрасен, комнаты на этаже все в стекле, там воздушные шарики, они грустно лежат на полу, а диджей собирает оборудование. Осталось двое нарядно одетых детей, один из них — мальчик в подтяжках. Тофа среди них нет. С одним я спускаюсь в лифте, по дороге расспрашиваю, где может быть Тоф, но он не знает.

Через дверь, по ступенькам, на Юнион-сквер, там еще один идиотский трамвай и толпы туристов, но нет никакого Тофа.

Сари сейчас уедет. А ведь это был мой единственный шанс переспать с сексологом, и сейчас он испарится из-за этого черствого маленького…

Я иду к телефону; проверяю, звонил ли он мне. Не, не звонил. Обратно к гостинице, осматриваю фойе, потом снова в лифт, вид по-прежнему прекрасен, потом снова осматриваю комнату, где был праздник, — сейчас она почти уже опустела, остался лишь кое-кто из родителей, и они смотрят на меня с подозрением, а я в ответ смотрю на них с отчаяньем, но я не могу разговаривать с ними, потому что я не такой, как они, и не знаю, что им говорить: если я начну что-то объяснять, это лишь укрепит их дурные подозрения, усилит страхи и сочувствие к несчастному Тофу. Я опять еду вниз, и в зеркале отражается безумец, а Тофа, может, и в живых уже нет. Его, конечно, похитили, как похитили Полли Клаас [164] Полли Клаас (1981–1993) — девочка из города Петалума, штат Калифорния, похищенная и жестоко убитая маньяком Ричардом Дэвисом. Ее история получила колоссальный общественный резонанс и повлекла за собой ряд принципиальных изменений в методике полицейской работы. и прямо сейчас над ним измываются, его расчленяют. Или сперва его перевезли в другой штат? Да нет, не может быть. Нет, может. Нет, может. Может быть все, что угодно.

Сари не будет меня ждать. Черт, ну хоть бы раз в жизни у меня хоть что-нибудь получилось, что-нибудь скромное, обычное, например потрахаться с автором руководства по сексу — ну хотя бы это, черт возьми, ну хотя бы такая малость…

Стоп. Вот в чем дело. Его подвез кто-то из друзей, ну конечно, подвез — этот маленький болван не предупредил меня, а сам поехал с кем-то. Если я найду его дома…

Нет-нет, он все еще здесь. Я уверен. Заглядываю в гостиничный телефонный узел, в ресторан, в бар… Зачем же в бар? В бар-то зачем, идиот? Думай, думай! Снова вверх на лифте — о, ха-ха, какой прекрасный вид, как же тут спокойно, в этом лифте, потом из лифта, в зал, где был праздник, — там уже никого. Вниз и на улицу. Через дорогу в парк. Вокруг дома, и вот теперь-то его уже точно нет, он мертв, это уже без вариантов, его похитили — ему было столько же лет, сколько и Полли Клаас, правильно? Господи. Теперь я стану Марком Клаасом. Я инициирую закон — «Закон Тофа», создам фонд…

А потом — опять в фойе, где он и стоит у двери в незаправленной рубашке и с всклокоченными волосами, поднимается на цыпочки и смотрит через толстые, с позолотой стеклянные двери гостиницы.

Я хватаю его и, пока мы не сели в машину, не говорю ни слова, и только в машине, при закрытых окнах, после того как он извинился и объяснил, что он думал, что я заберу его у другой двери, у двери, но не у той, где я его высаживал, а у другой, после того как я терпеливо его выслушал — так… да… очень интересно, — я, не ругаясь и сдерживаясь, чтобы не заорать… Я не хочу этого делать, это совершенно не наш стиль, мы не орем, не ругаемся, это строго запрещено, нельзя раздражаться, психовать, угрожать: мол, сделаю то-то и то-то, — нельзя бить его, — поэтому я спокойно, медленно, мягко, как будто читаю пожилым гражданам Чосера [165] Джеффри Чосер (ок. 1343–1400) — английский поэт. , открываю передним свое видение проблемы…

— Черт возьми, Тоф! Это бред, понимаешь? Другая дверь? Да какая другая дверь? Ты что, издеваешься? Так просто, черт возьми, нельзя. Прости, дружище. Так нельзя. Понимаешь, Тоф, я прошу тебя, пожалуйста! Это все просто смешно [повышая голос, к его и собственному удивлению] это, блин, просто смешно! Понимаешь, так нельзя, мы не можем себе это позволить. [Ударяя по рулю] Черт возьми! Черт возьми! Черт возьми! Я не могу без конца колесить по городу и разыскивать тебя, гадать, не пора ли уже звонить в полицию, гадать, в каком мусорном баке тебя найдут, убитым и разрезанным на кусочки… Черт возьми! Господи, Тоф, проклятье, я тебя уже почти похоронил, я десять раз обежал эту чертову гостиницу, я уже представил себе, как тебя разрезали на миллион кусочков, как этот тип, что убил Полли Клаас, передает мне на суде палец, и так далее. Да иди ты к черту! У нас просто [стуча по рулю] нет права на ошибку, понимаешь, да? Нет у нас права на ошибку! [Сопровождая каждый слог ударом по рулю] Нет! Пра-ва! На! О-шиб-ку! Слушай, ты ведь это понимаешь, мы оба это понимаем, мы всегда это понимали — у нас все получится, только если мы хоть как-то будем стараться. Мы должны думать, должны все время быть начеку! Времена у нас тугие, Тоф, очень тугие! Никаких поблажек! Никаких! Все очень туго, братишка, здесь и сейчас у нас все вот так [сжимая кулак], видишь, да? Очень туго [дергая сжатыми кулаками, словно проверяя узел на веревке]! Все натянулось очень туго!

— Ты только что проехал нашу улицу.

Я высаживаю его у дома Бет, смотрю, как он поднимается в красное фойе, машу рукой Бет, когда она машет мне, смотрю, как закрывается дверь, вижу, как они начинают подниматься по ступенькам и знаю, что он ей все расскажет.

Но сейчас волноваться нельзя.

Потому что есть Сари.

Я не знаю точно, чего хочет Сари. Может, отомстить. Может, хочет расплатиться со мной за то, что я поиздевался над ее книгой: она заставила меня прийти в гостиничный номер, а там пусто. Или, когда я войду, на меня что-нибудь откуда-нибудь выльется. Взбитые сливки. Смола. И вообще все это подстроено. Ловушка. И разумеется, по заслугам. Я заслужил все, все, что угодно — никакое нападение меня не удивит. Но рискнуть стоит. Переспать с сексологом! Она ведь все умеет, знает массу штучек, ухищрений, таких, от которых просто взрываешься, и из меня она сумеет вытащить что-нибудь этакое, о чем я даже и не подозревал…

Я звоню из фойе.

— Я уже собиралась выходить. Через два часа у меня самолет.