Роберт Кормер - Я – Сыр

автобус летел сквозь ночь…

(пауза 15 секунд)

Т: Еще что-нибудь?

А: Мы ни разу не вышли наружу. Несмотря ни на что я думал о доме. Мы были в разном доме. В разном пространстве. В разной ауре этого дома. Успокаивался ветер, становилось не так холодно, и мы были вместе – мать, отец и я, но всегда порознь.

Т: Как это проявлялось? Твоя семья двигалась с места на место. Но не так далеко. Ветер стихал, когда вы устраивались. Множество семей меняют место жительства. Человека иногда перемещают по работе. Наверное, и твой отец…

А: Может быть.

Т: Почему ты колеблешься? Ты что-то находишь непонятным?

А: Да.

Т: Что?

А: Я не знаю.

Адам не знал и не хотел проверять познания этого врача. Врач был совершенно странным, хотя выглядел симпатично и дружелюбно. Но какой-то дискомфорт его все-таки окружал. Наверное, было бы легко общаться с ним, если бы не все его сомнения, не желание достать все из сундучка, закрепленного на его плечах. Он не знал, как это сделать. Он хотел бы найти какой-нибудь ключ.

Т: И где же ключ?

А: Что вы называете «ключом»?

Т: Ты как-то справедливо заметил, использовав слово «ключ».

Оглушенный, он отступал перед тишиной. Мог ли врач прочитать его душу? Нет. А значит, он снова должен был вытворять с ним всякие трюки, что и делал. И теперь Брайнт делал так, что он верил, что думает лишь только тогда, когда сам говорит что-то важное вслух. Надо было быть осторожным, начеку. Ему бы видеть себя со стороны и слышать свой собственный голос. Паническая дрожь пробирала его до костей, и страшная беспомощность овладевала всем его телом.

А: Я, наверное, пойду.

Т: Конечно.

А: Я устал.

Т: Понимаю. Мы потратили массу времени.

А: Спасибо.

Т: Все будет хорошо.

END ТАРЕ ОZК001

«Эйсвел… Файрфельд… Карвер…» - Он выкрикивает названия, примерно, так же, как объявляют посадку на поезд, стоящий на одной из платформ Бостонского Северного вокзала.

«Флеминг… Хоуксет… Белтон-Фолс»

У него гробовой голос, и в его горле как будто полным полно камней. Его слова прыгают над всем этим: «Белтон-Фолс на линии, разделяющей Нью-Гемпшир и Вермонт. Это следующая остановка - она для тебя будет последней, и всего лишь через реку будет Ротербург».

Он снова смотрит в карту.

- Тебе везет, - говорит он. - Ты едешь через три штата - Массачусетс, где ты сейчас в данную минуту, далее Нью-Гемпшир и Вермонт. Но ты делаешь угол, и у тебя впереди почти семьдесят миль.

Семьдесят миль – это не выглядит слишком далеко. Стоя здесь на бензоколонке, я обдумываю свой дальнейший путь, мои ноги чешутся по педалям, семьдесят миль – пустяк.

Этот совсем немолодой человек смотрит в карту: «Как быстро ты думаешь добраться туда?» - грохочет его голос. Его седые волосы шевелятся на ветру, а лицо покрыто сетью синих и красных вен, оно похоже на карту автомобильных дорог в его руках. Я остановился отдохнуть на этой заправке, проверить воздух в шинах и посоветоваться, как мне двигаться дальше. Этот пожилой человек старается мне помочь. Он меряет манометром воздух и охотно разворачивает карту.

- Я думаю, что можно делать десять миль в час, - говорю я.

- Хорошо, если у тебя будут пять или даже четыре, - говорит он. - Не думаю, что доберешься сегодня.

- Мы с родителями иногда останавливались в мотеле Белтон-Фолс. Если я туда доберусь, то остановлюсь там на ночь.

Он снова разворачивает карту. Ее треплет ветром.

- Может быть. Но по дороге встречаются и другие мотели, - он уже сворачивает ее. - Откуда ты?

- Из Монумента.

Снова похолодало, и солнце спряталось в облаках.

- Смотри – это Эйсвел. Как долго ты добирался от Монумента?

- Около часа.

Он разглаживает складки на карте, которая вздувается у него в руках. Он словно проделывает тяжелую работу, думая и говоря об этом.

- Хорошо, от нижнего города в Монументе до этих пятен около пяти миль. Но у тебя были несколько высоких холмов до нижнего берега, с которых ты быстро спускался. Пять миль в час – очевидно, лучшее время для езды в течение дня.

- Да.

Он отвернулся и посмотрел вверх на облака и затем опять повернулся ко мне:

- Как ты собрался туда ехать, всадник. Тебя окружает ужасный мир. Ограбления и убийства. Никто не защищен на улице. И не знаешь, кому и как верить, и кто из попавшихся на твоем пути непорядочный человек?

Я хотел ехать и не желал все это слушать.

- Конечно же, не ты. Потому что ты не сможешь отличить хорошего парня от плохого. Никто не знает, где умрет. Никто. Однозначно. По дороге, когда пользуешься телефоном, слушай, слушай внимательно. Ты можешь нечаянно услышать щелчок. И если ты его услышал, то это кто-нибудь подключился и подслушивает, а потом ты имеешь от него неприятности.

Я уже устал сидеть на байке.

- Никому никогда не верь. Расспроси для проверки, если посторонний подходит к тебе. Но, по-любому ты не должен с ним иметь контакт. Он может быть с фальшивым паспортом, липовыми правами или с ложным именем… Так, ты можешь ехать. Будь осторожен.

Он мне всовывает в руки карту.

- Возьми, - говорит он. Она запачкана мазутом, и я сую ее к себе в корзину не складывая, втиснув между ремнем и отцовским портфелем.

- У тебя воспаленные глаза, - говорит он. - Надвинь шапку. Люди болеют и в старости умирают. Мы кричим им: «Вернитесь!» У жены была такая шапка, когда она работала на мельнице.

- Это шапка отца, - говорю я. - Он носил ее всегда. Я еду навестить его – он в госпитале в Ротербурге, и думаю, что он дрогнет, увидев ее.

- Куртка тоже его? - спрашивает он. - Выглядит, как армейская куртка моего сына. Он здесь работал – у меня в сервисе. Это было во время Второй Мировой войны. Он носил куртку, похожую на эту, она была ему великовата, как тебе твоя. Того, кто его тогда убил, звали Иводжима – ты, наверное, никогда и не слыхал о нем.

Голубые вены взбухают над его лицом, вперемежку с красными. Я собираюсь уйти и начинаю нервничать. Я чувствую себя нехорошо, когда он сравнивает меня со своим сыном и, наверное, спросит про отца и про мать.

- Мне жаль вашего сына, - говорю я.

Он не отвечает ничего, вытирает руками лицо и тяжело вздыхает, как будто бы очень сильно устал.

- Хорошей дороги тебе, - говорит он, махнув вперед. - Если бы я был на сорок лет моложе, то отправился бы с тобой. Как говорят, душа готова, да плоть слаба.

Я подпрыгиваю на байке и отправляюсь в путь.

- Большое спасибо, - кричу я, глядя мимо него. - Спасибо за карту и воздух в шинах.

Он стоит и печально смотрит, положив руки на бока.

- Будь осторожен, - кричит он. Его голос скребет в воздухе.

Я виляю и поворачиваю в сторону. Изо всех сил жму на педали.

TАРЕ ОZК002 1430 date deleted T-A

Т: Теперь, скажи мне, можем ли мы побеседовать о Поле Делмонте?