Вольфганг Шрайер - Лисы Аляски

— Гордон тебя простит, — сказал Рид, останавливаясь возле трапа, и крепко сжал дочери руку. — Он замечательный парень… Будь здорова, Бренда, всего тебе хорошего. Не вешай головы, малышка! Очень скоро вы оба забудете об этом инциденте…

Она тряхнула головой и вынула свою ладошку из руки отца. Губы у нее пошевелились, хотя вслух она ничего не произнесла. На какое–то мгновение ему показалось, что она хочет его обнять, но дочь резко повернулась, быстро взбежала по трапу и скрылась в самолете, даже не помахав рукой. И полковник вдруг осознал, что больше никогда не увидит дочь на своей базе.

* * *

Мощный рев моторов проникал в плохо изолированный пассажирский отсек, вызывая вибрацию кресел, багажных сеток и рам иллюминаторов. Что и говорить, в этом самолете комфорта было маловато. Пассажиры страдали от тесноты и холода. Далеко внизу, под крылом самолета, раскинулась тундра с ее коврами из мхов и лишайников, карликовыми березками и огромными заснеженными пространствами, оттаивавшими под низким полярным солнцем.

«Если он сейчас смотрит в иллюминатор, то видит тот же самый пейзаж, — думала, сидя в кресле, Бренда. — О боже, неужели это последний пейзаж, который мы видим вместе?» От одной этой мысли глаза ее затуманились и пейзаж внизу расплылся.

— Наберись мужества! — шепнул ей на ухо Гордон. — Все пройдет. Такое может случиться с каждым из нас. От этого никто не застрахован.

Гордон вновь выступал в роли старшего товарища, умного, опытного, энергичного и целеустремленного, обладающего такой пробивной силой, что никто не может встать на его пути, и, как обычно, он старался тактично нивелировать свое превосходство. Большой и сильный Гордон утешает неблагодарное дитя, этакую красивую игрушку, не рассчитывая получить хоть какие–то объяснения. Он незаметно направлял Бренду и в то же время оберегал. И вот теперь он, Гордон, победитель. Но она все равно ненавидит его.

Спустя полчаса Грен да встала со своего места, прошла в туалет и пересчитала имевшиеся у нее в наличии деньги. Всего набралось шестьдесят четыре доллара. На них худо–бедно можно прожить целую неделю. А что потом?

Напротив туалета сидел у одной из дверей полицейский. Очевидно, дверь эта и вела в отсек, где томился ее Джим.

Сунув полицейскому бумажку в пятьдесят долларов, Бренда зашептала:

— Прошу вас, пропустите меня к нему всего на несколько минут!

Полицейский сидел на откидном стуле, но даже сидя был одного роста с Брендой. На банкноту он не взглянул, определив ее стоимость на ощупь. Потом перестал жевать резинку и, оглядев девушку с ног до головы, проговорил:

— Америка — не самое неподкупное государство в мире, однако военная полиция, крошка, является похвальным исключением из правила… — Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а на самом деле растягивая время, заключил: — Капитан не имеет сегодня права на свидание, — и вернул деньги.

Бренде ничего не оставалось, как возвратиться на свое место, пройдя мимо Грея. Правда, все пока зависело только от нее. Никто не может помешать ей сойти в Фербенксе, где она снимет комнату и будет добиваться разрешения на свидание с капитаном Лесли, проводя целые дни возле здания военной тюрьмы.

«Боже мой, я так и поступлю», — рассуждала мысленно Бренда, представляя, какое изумленное лицо будет у Гордона, когда она, забрав свой чемодан, покинет самолет. Пусть он почувствует, что недооценивал ее, что вообще плохо разбирается в женщинах. Может, тогда до него наконец дойдет, что, для того чтобы вырвать из ее сердца Лесли, недостаточно избить его у нее на глазах… Это будет заслуженная кара за все то плохое, что он причинил Джиму… Через двадцать минут самолет совершит первую посадку и она расстанется с Гордоном…

Время шло, и волнение Бренды постепенно улеглось. А по мере приближения к Фербенксу в ней все громче давал о себе знать другой голос — голос разума: «…Да я и не знаю вовсе, по–настоящему ли любил меня Джим. Правда, вчера он назвал меня самой лучшей девушкой на Аляске. Однако тот, в чьем сердце только одна женщина, так не изъясняется. Никогда не скажет он: «Как хорошо, что ты догадалась меня встретить!.. Теперь, когда ты рядом со мной, все в порядке!» На самом же деле никакого порядка не было. Джим сам испортил себе карьеру… Может, он и обо мне уже позабыл? А если бы я навестила его в тюрьме, то, чего доброго, была бы ему в тягость…»

В тринадцать двадцать самолет пошел на посадку, оставляя за собой длинный шлейф дыма, и приземлился на аэродроме в Фербенксе. Дверцу открыли, и вывели Джима Лесли, а поскольку дверца была одна, то Джиму пришлось пройти через весь салон. Это был страшный миг. Грей сидел с краю от прохода, словно нарочно мешая Бренде вскочить и броситься к Лесли. Но самое главное, она вдруг поняла, что если сейчас встанет со своего места, то Гордон уже не побежит за ней. И ей не удастся сохранить для себя их обоих. Итак, конец мечте. Вскоре она станет миссис Брендой Грей. Хочет ли она этого? А есть ли у нее силы встать и пойти вслед за Джимом?

Хорошо еще, что Лесли не видел Бренду. Он не знал, что она находится на борту того же самолета, и медленно шел по узкому проходу, ни на кого не глядя.

Бренда сидела тихо, сложив руки на коленях. Потом она наблюдала через стекло иллюминатора, как он спускался по трапу, как шел по взлетно–посадочной полосе в сопровождении полицейского.

Это было то самое место, где на прошлой неделе они ели сосиски и пили пунш. Тогда, поднимаясь по трапу, Бренда пошатнулась, а он поддержал ее и сказал: «…Разрешите представиться…» И она услышала его голос, который буквально очаровал ее.

По мере того как удалялся Джим, его фигура все уменьшалась и уменьшалась, пока наконец не исчезла в подъехавшем джипе. А дальше, за летным полем, виднелись маленькие плоские домики и лес телеграфных столбов. Бренда без особого труда представила себе, как грустно поет в проводах ветер. Взгляд ее затуманился… Она ощутила какую–то боль внутри и беззвучно заплакала.

* * *

Спустя два с половиной часа на базе ВВС США в Ситке в самолет сел майор со светлыми волосами. Грей поменялся с Брендой местами, чтобы ей не мешало солнце, бившее в иллюминатор. Майор сел в кресло, расположенное через проход. Когда самолет поднялся в воздух и пролетел над островом Бараноф, он перегнулся к Бренде и сказал:

— Мисс, вы можете отстегнуть привязной ремень: самое опасное уже позади.

Бренда любила читать и неплохо знала европейскую литературу. В этот миг она вдруг вспомнила выражение одного французского писателя: «В первый раз женщина любит своего возлюбленного, впоследствии — самое любовь». Она невольно задумалась, а не относится ли это выражение к ней самой, и ответила на этот вопрос отрицательно, хотя не особенно уверенно. Без сомнения, она влюблялась несколько раз, и это доставляло ей удовольствие. Ей нравилось само состояние окрыленности, в котором обычно пребывают влюбленные, муки ожидания, душевные порывы, потрясения и даже разочарования, без чего любовь немыслима.